"Николай Михайлович Почивалин. Когда идет поезд (рассказ)" - читать интересную книгу автора

После войны израненный весь был. Мать-то, конечно, подкосило, хворая.
Поступил на строительство - завод какой-то строили, а тут подоспело на
заем подписываться. Чего-то там у них туго пошло, наперед ли других хотели
- не знаю уж. Комсомольцы и постановили побольше других подписаться. А он
комсомолец был.
На себе-то одни штаны казенные, доноски, в дому - мать хворая. Он и
отказался. Сколько, мол, подписал - будет, а больше не могу. Его на
комитет, и давай мозги чистить! Молчал, молчал и сказанул что-то. Вот за
это за самое и припаяли ему!
- Ой, ужас! - тоненько ойкнула Клавдия.
- Ты вот что, Клавдюша, - словно спохватившись, другим, будничным
тоном, попросила Ольга, - не болтай об этом. Кому надо знать - знают, а
всем-то и знать нечего.
- Да разве я не понимаю?
- Освободили-то его досрочно! И бумажка на руках есть: "Ввиду
отсутствия преступления". А все одно нехорошо, если б языками трепать
стали. Горячий. Сорвется с места и меня сорвет.
- И поехала бы? - с любопытством спросила Клавдия.
- Куда же я денусь? - только что полный предосторожности и просьбы
голос Ольги дрогнул. - Для другихто я вроде в руках его всю жизнь держу. И
сам, наверно, так думает. А того не знает: помани только пальцем - куда
хочешь за ним помчусь. До сих пор. Хоть на край света, Хоть на Чукотку эту
самую!
- Счастливая ты, подружка! - завистливо сказала Клавдия.
- Счастливая, - спокойно подтвердила Ольга. - Только за свое счастье
досыта я побилась. Нет к нему, Клавдюшка, гладких дорожек. Было у меня,
что думала, уйду от него.
- Почему?
- Да все из-за этого самого разговора... Не та беда, что сидел, а та,
каким пришел оттуда. Выговорился он в ту ночь - дочиста... Я сижу, слушаю,
руки на колени опустила и не знаю уж, что мне с ним делать. Жалеть ли его,
шального, или с кулаками на него лезть... "Повидал я, - говорит, - всяких:
и виноватых и невинных. Нет правды нигде. Вся, - говорит, - правда - рви
свое, пока можешь. А остальное - пропади пропадом!" Да ты что, мол,
очумел? На всех кидаешься! Ну зашибли тебя, обидели, - так что, всю жизнь
и станешь теперь через обиду свою смотреть? Ничего, кроме зла своего, не
видеть? Ты что, говорю, - не видишь, что время другое пошло? Ослеп? Да
если, говорю, ты это все из головы не выкинешь - уйду от тебя. Злой ты,
чужой, ненужный.
- А он?
- Рукой махнул. Не ко времени, мол, разговор, спать пора. И ведь скажи
ты - лег и захрапел, как ни в чем не бывало! А я глаз сомкнуть не могу.
Перебрала всю свою жизнь - сызмальства. Нет, все верно, хоть она у меня
немногим легче-то была. Не пропала, с протянутой рукой не ходила.
Выручили, в люди вывели. Выходит, чужая мне его злоба - неприемлемая... Да
что ж это, думаю, получается? Враг он, что ли? Да нет будто - какой там
враг! Разодрал болячку и носится с нею... Крутилась вот так, крутилась на
постели и надумала. Нельзя мне оступаться.
Воевать с ним надо - из-за него же. Последнее это дело, если человек в
себя только глядит, а по сторонам ничего не видит. Никак это человеку