"Николай Михайлович Почивалин. Последнее лето (Повесть)" - читать интересную книгу автора

По сторонам стояли два топчана, почти ничем не прикрытые, - все, чем
укрывались, было, похоже, на ребятах, сидевших за столом. Каморка
освещалась керосиновой, без стекла лампой, желто-красный язычок пламени от
движения дрогнул - на стене, обклеенной газетами, закачалась уродливая
горбатая тень вошедшего.
Ребята ужинали подмороженной, с черными пятнами картошкой, захлебывая
ее капустным россолом. Ответив, что мать не вернулась еще с работы,
старшая девочка, с запавшими блестящими глазами, добавила в миску с
капустой кружку воды - две терпеливо замершие ложки замелькали снова.
Выяснилось, что отец пишет, что сначала у них были тараканы, а теперь
повымерзли, что старшая, Нина, и средний, Вася, в школу не ходят: больно
уж зима холодная, а обуви нет, - деревенские словечки к маленьким
москвичкам пристали уже прочно...
Утром Тарас Константинович выписал Морозовой немного пшена и муки, жена
отнесла кое-что из одежды.
Больше он ничем москвичке помочь пока не мог - ни как директор и ни как
человек: второй месяц у него у самого жила бежавшая из-под Ржева сестра
жены с кучей ребятишек...
Осенью сорок пятого года, приодетая и оттого сразу помолодевшая,
Морозова объявила Тарасу Константиновичу, что вскоре возвращается домой.
Муж прислал письмо - днями демобилизуется и заедет за ними.
- Были бы крылья, прямо бы сейчас улетела, - счастливо засмеялась она.
- Вот как по Москве соскучилась!
Вместе со старой одеждой и заботами женщина, казалось, скинула с себя и
что-то еще, деревенское - перед Тарасом Константиновичем снова была
прирожденная горожанка.
Он от души поздравил ее, хотя искренне и пожалел, что совхоз теряет
такую работницу. К той поре Анна Павловна прочно считалась лучшей
телятницей, несколько раз была премирована, награждена Почетной грамотой.
Велико же было удивление Тараса Константиновича, когда он, сначала
стороной, а потом и от самой Морозовой узнал, что она осталась в совхозе.
- Молоденькую нашел, - горько сказала она, столкнувшись с директором у
конторы; на ней снова был привычный ватник, правда новый, и кирзовые
сапоги. - Я-то ему, дура, писала, что живем тут - лучше не надо.
Живем - чуть не песни поем! Чтоб ему там, думаю, поспокойнее было.
- Ну, подлец! - поразился Тарас Константинович. - Подавай на алименты,
Анна Павловна. Пусть ему небо с овчинку покажется!
- Нет, не стану. - У губ Морозовой легли резкие косые морщинки. -
Комнату он занял. Судиться мне с ним противно, новую неизвестно когда
выхлопочу: много там сейчас таких. А тут что ж - привыкла, признаться.
И ребятишек легче на ноги поставлю, одна-то. Те учатся.
Нина, старшая, при мне, на телятнике. Заневестилась у Яле...
Свадьбу дочери, вышедшей замуж за своего же тракториста, сыграли
широко, всем совхозом. Анна Павловна съездила накануне в Москву подкупить
кое-чего к торжеству и на той же свадьбе, с глазами, полными слез от
радости, громким шепотком рассказала Тарасу Константиновичу:
- Набегались по магазинам, а ночевать - к товаркам своим, в общежитие.
И комната наша там же, как вот тут, в бараке. Ну, и столкнулись в
коридоре. С мальчонкой со двора вошел. Аж с лица сменился. Волосы, смотрю,
ре-едкие стали! Прости, говорит. Только это я ему сказать хотела - из