"Николай Михайлович Почивалин. Юность (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Грановича, заметно оживляется,
- Все. - Машенька подписывает гранки, выходит.
Через минуту из-за перегородки, отделяющей редакцию от типографии,
доносятся голоса, веселый смех. Девчата успели подружиться.
От нечего делать перелистываю прошлогоднюю подшивку районной газеты.
Праздник молодости - о физкультурном параде в Москве, заметка "Старейшая
учительница города", несколько фотоснимков с общей подписью "Они поедут на
Всесоюзную сельскохозяйственную выставку". Как все это теперь далеко!..
Задумавшись, я не замечаю, как возвращается Чернякова. Девушка сидит за
столом, подперев голову руками, молча смотрит на желтый подрагивающий
язычок пламени керосиновой лампы.
- Вас жена провожала? - неожиданно спрашивает Машенька.
- Что? Нет... приятельница.
Чувствуя, как нехорошо по отношению к Оле звучит эта "приятельница",
поясняю:
- Девушка. Очень хороший друг.
Не меняя позы, глядя черными расширенными зрачками на колеблющийся
огонек, Машенька вздыхает.
- А меня никто не провожал.
- Ну, как так? А мать, отец?
- Мамы у меня нет.
- А отец?
- Что, отец? - в раздумье переспрашивает девушка. - Отец в армии...
Она замолкает, некоторое время рассеянно смотрит на меня, потом
доверчиво рассказывает:
- Отец очень хороший человек, но тоже не родной.
Ну да... ни отца, ни матери я не помню. Отца убили в двадцать третьем
году басмачи, а мать умерла, когда мне было два года. Мать у меня была
цыганка...
Теперь понятно, откуда у нее горячие черные глаза, часто меняющие
выражение. Сейчас они ласковые, грустные; лицо дышит нежностью и легкой
недоуменной обидой.
- А отец русский, - продолжает Машенька. - Мать не захотела отдать меня
в табор - перед смертью кудато пристроила. А потом взяли меня на
воспитание. До семнадцати лет даже не знала, что я чужая. - Девушка снова
останавливает на мне внимательный оценивающий взгляд. - Вот вы сказали о
девушке - друг. Мой приемный отец тоже звал свою жену другом, - мне и
вспомнилось. А когда она умерла, похоронили мы ее, - ни одного черного
волоса у отца не осталось. Поседел. Вы о нем, наверно, слышали - генерал
Черняков...
Я не умею выразить словами свое участие, не знаю, что сказать Машеньке.
Но она, кажется, этих слов и не ждет. Девушка поправляет пушистые,
вьющиеся на лбу волосы, легко поднимается.
- Нагнала я на вас скуку? - в глазах снова вспыхивают и лукаво светятся
крохотные звездочки. - Вижу, вижу! А вон и наши пришли.
Из коридора доносятся громкие голоса Пресса, Метникова, Грановича.
Поздней ночью с машины приносят первый экземпляр газеты. Редактор стоя
просматривает остро пахнущие краской страницы, а мы, вытянув шеи, грудимся
вокруг него, любуемся первенцем. Газета печатается вручную, шрифт старый,
избитый, но для нас в эти минуты наша маленькая газета - самая лучшая на