"Эдгар Аллан По. Поместье Арнгейм" - читать интересную книгу автора

и порядка, нежели в создании каких-либо особых чудес или красот. У
искусственного стиля столько же разновидностей, сколько существует
индивидуальных вкусов, подлежащих удовлетворению. В известном смысле он
соотносится с различными стилями архитектуры. Возьмите величественные
аллеи и уединенные уголки Версаля, итальянские террасы, разновидности
смешанного староанглийского стиля, родственного готике или елизаветинскому
зодчеству. Что бы ни говорили против злоупотреблений в искусственном стиле
садоводства, привнесение искусства придает саду большую красоту. Это
отчасти радует глаз благодаря наличию порядка и плана, отчасти благодаря
интеллектуальным причинам.
Терраса с обветшалой, обросшей мхом балюстрадой напоминает прекрасные
облики проходивших по пей в былые дни. И даже малейший признак искусства
свидетельствует о заботе и человеческом участии".
"Из того, что я ранее заметил, - продолжал Эллисон, - вы поймете, что
я отвергаю выраженную здесь идею о возврате к естественной красоте данной
местности. Естественная красота никогда не сравнится с созданной. Конечно,
все зависит от выбора места. Сказанное здесь о выявлении приятных
сочетаний размеров, пропорций и цвета - лишь неясные слова, потребные для
сокрытия неточной мысли. Процитированная фраза может значить что угодно
или ничего и никуда нас не приводит. Что истинный результат естественного
стиля в садоводстве заключается скорее в отсутствии всяческих недостатков
и несоответствий, нежели в создании каких-либо особых чудес или красот
положение, пригодное более для низменного стадного восприятия, нежели для
пылких мечтаний гения. Негативные достоинства, здесь подразумеваемые,
относятся к воззрениям той неуклюжей критической школы, которая в
словесности готова почтить апофеозом Аддисона. А ведь правда, что
добродетель, состоящая единственно в уклонении от порока, непосредственно
воздействует на рассудок и поэтому может быть отнесена к правилам, но
добродетель более высокого рода, пылающая в мироздании, постижима только
по своим следствиям. Правила применимы лишь к заслугам отречения - к
великолепию воздержания. Вне этих правил критическое искусство способно
лишь строить предположения. Можно научить построению "Катона", но тщетны
попытки рассказать, как замыслить Парфенон или "Ад". Однако создание
готово; чудо совершилось, и способность воспринимать делается всеобщею.
Обнаруживается, что софисты негативной школы, которые по своей
неспособности творить насмехались над творчеством, теперь громче всех
расточают похвалы творению.
То, что в своем зачаточном состоянии возмущало их ограниченный разум,
по созревании неизменно исторгает восхищение, рожденное их инстинктивным
чувством прекрасного".
"Наблюдения автора относительно искусственного стиля, - продолжал
Эллисон, - вызывают меньше возражений. То, что добавление искусства
придает саду большую красоту, справедливо, так же как и упоминание о
свидетельстве человеческого участия. Выраженный принцип неоспорим - но и
вне его может заключаться нечто. В следовании этому принципу может
заключаться цель - цель, недостижимая средствами, как правило, доступными
отдельным лицам, но которая, в случае достижения, придала бы декоративному
саду очарование, далеко превосходящее то очарование, что возникает от
простого сознания человеческого участия. Поэт, обладая денежными
ресурсами, был бы способен, сохраняя необходимую идею искусства или