"Плутарх. Демосфен и Цицерон " - читать интересную книгу автора

себе три тысячи драхм не умерили бы, по-моему, раздражения Демосфена, еслц
бы он надеялся и мог выиграть дело.
Найдя прекрасный предмет для своей деятельности на государственном
поприще в защите греков против Филиппа и достойно ведя эту борьбу, он вскоре
прославился красноречием и смелостью настолько, что вся Греция восхищалась
им, великий царь {26} высоко его ценил, а при дворе Филиппа ни об одном из
народных вождей не было столько разговоров, сколько о Демосфене, и даже его
противники признавали, что ненавистный их враг - человек знаменитый. Так
отзываются о Демосфене его неизменные обвинители Эсхин и Гиперид {27}.
13. Вот почему я просто не понимаю, что имел в виду Феопомп, говоря,
будто нрава Демосфен был непостоянного {28} и не мог долго хранить верность
одному делу и одним людям. Каждому известно, что он до конца оставался на
той стороне и в том стане, к которому примкнул с самого начала, что он не
только никогда в жизни не менял своих взглядов, но, не желая им изменить, не
пощадил и жизни. Он не был похож ни на Демада, который, пытаясь оправдать
перемену в своих убеждениях, говорил, что себе самому он противоречил часто,
но благу государства - никогда; ни на Меланопа, который выступал против
Каллистрата, но не раз, подкупленный им, отказывался от своих возражений и в
таких случаях обыкновенно говорил народу: "Каллистрат - мне враг, однако ж
польза отечества должна стоять выше всего"; ни на мессенца Никодема, который
сперва поддерживал Кассандра, а потом, присоединившись к Деметрию,
утверждал, будто никто не может упрекнуть его в непоследовательности - он,
дескать, всегда считал, что надо повиноваться сильнейшему. Нет, Демосфен не
сбивался с прямого пути ни словом, ни делом, этого про него сказать нельзя,
напротив, он вел государственные дела, если можно так выразиться, в одном
неизменном ладу, постоянно сохраняя все тот же тон. По словам философа
Панетия, и речи Демосфена в подавляющем своем большинстве написаны с тою
мыслью, что лишь прекрасное заслуживает выбора и предпочтения, и к тому же -
само по себе; таковы речи о венке, против Аристократа, об освобождении от
повинностей {29}, филиппики, в которых Демосфен направляет сограждан не к
тому, что всего приятнее, легче или выгоднее, но говорит им о долге во
многих случаях поставить собственное спасение и безопасность на втором месте
по сравнению с прекрасным и достойным. Одним словом, если бы с высотою его
замыслов и правил и с благородством речей сочетались воинское мужество и
полное бескорыстие, он бы заслуживал чести стоять в одном ряду не с
Мероклом, Полиэвктом, Гиперидом и другими ораторами, но гораздо выше - рядом
с Кимоном, Фукидидом и Периклом.
14. И верно, среди его современников Фокион, чьи взгляды не
пользовались одобрением, считавшийся приверженцем македонян, тем не менее
мужеством и справедливостью нисколько, казалось, не уступал Эфиальту,
Аристиду и Кимону. А Демосфен, и воин не надежный, как называет его
Деметрий, и к деньгам не вовсе равнодушный, - оставаясь неприступным для
взяток из Македонии, от Филиппа, он позволил захлестнуть себя золотому
потоку, лившемуся из дальних краев, из Суз и Экбатан {30}, - Демосфен,
повторяю, как никто другой, умел восхвалять доблести предков, но подражал им
куда хуже. Впрочем, современных ему ораторов (я не говорю здесь о Фокионе)
он превосходит и славою своей жизни. Из его речей видно, что он говорил с
народом прямее и откровеннее остальных, не уступая желаниям толпы и
беспощадно порицая ее заблуждения и пороки. Феопомп рассказывает, что
однажды афиняне назначали его обвинителем, Демосфен отказывался, а, в ответ