"Плутарх. Демосфен и Цицерон " - читать интересную книгу автора

[Aksios, Krassou].
26. Готовясь отплыть в Сирию, Красс предпочитал оставить Цицерона
другом, а не врагом и однажды, приветливо поздоровавшись сказал, что хотел
бы у него отобедать. Цицерон принял его с полным радушием. Немного спустя
друзья стали просить Цицерона за Ватиния, который до тех пор был его врагом,
но теперь, дескать, жаждет примирения. "Что? - удивился Цицерон, - Ватиний
тоже хочет у меня пообедать?" Вот как обходился он с Крассом. А Ватиния,
когда он выступал в суде, Цицерон, взглянувши на его раздутою зобом шею,
назвал дутым оратором. Раз он услыхал, будто Ватиний умер, но почти тут же
узнал, что это неверно, и воскликнул: "Жестокою смертью пропасть бы тому,
кто так жестоко солгал!" Когда Цезарь предложил разделить между воинами
кампанские земли и многие в сенате негодовали, а Луций Геллий, едва ли не
самый старый среди сенаторов, объявил, что, пока он жив, этому не бывать,
Цицерон сказал: "Давайте повременим - не такой уже большой отсрочки просит
Геллий". Был некий Октавий, которому ставили в вину, будто он родом из
Африки. Во время какого-то судебного разбирательства он сказал Цицерону, что
не слышит его, а тот в ответ: "Удивительно! Ведь уши-то у тебя продырявлены"
{31}. Метеллу Непоту, который корил его тем, что, выступая свидетелем, он
погубил больше народу, чем спас в качестве защитника, Цицерон возразил:
"Готов признать, что честности во мне больше, чем красноречия". Один юнец,
которого обвиняли в том, что он поднес отцу яд в лепешке, грозился осыпать
Цицерона бранью. "Я охотнее приму от тебя брань, чем лепешку", - заметил
тот. В каком-то деле Публий Сестий пригласил в защитники Цицерона и еще
нескольких человек, но все хотел сказать сам и никому не давал произнести ни
слова, и когда стало ясно, что судьи его оправдают и уже началось
голосование, Цицерон промолвил: "До конца воспользуйся сегодняшним случаем,
Сестий, ведь завтра тебя уже никто слушать не станет". Некоего Публия Косту,
человека невежественного и бездарного, но желавшего слыть знатоком законов,
Цицерон вызвал свидетелем по одному делу и, когда тот объявил, что ничего не
знает, сказал ему: "Ты, видно, думаешь, что наши вопросы касаются права и
законов". Во время какого-то спора Метелл Непот несколько раз крикнул
Цицерону: "Скажи, кто твой отец!" - "Тебе на такой вопрос ответить куда
труднее - по милости твоей матери", - бросил ему Цицерон. Мать Непота
славилась распутством, а сам он - легкомыслием и ненадежностью. Как-то он
даже оставил должность народного трибуна и уплыл в Сирию к Помпею, а потом
неожиданно вернулся оттуда - поступок уже и вовсе бессмысленный. Он устроил
пышные похороны своему учителю Филагру и поставил мраморного ворона на
могиле. "Это ты разумно сделал, - сказал ему Цицерон, - ведь он скорее
научил тебя летать, чем говорить". Марк Аппий в суде начал свою речь с того,
что друг и подзащитный просил его проявить все усердие, красноречие и
верность. "Неужели ты совсем бесчувственный и не проявишь ни единого из тех
качеств, о которых говорил тебе друг?" - перебил его Цицерон.
27. Едкие насмешки над врагами и противниками в суде можно признать
правом оратора, но Цицерон обижал всех подряд, походя, ради одной лишь
забавы, и этим стяжал жестокую ненависть к себе. Приведу несколько примеров.
Марка Аквилия, у которого два зятя были в изгнании, он прозвал Адрастом
{32}. Когда Цицерон искал консульства, цензором был Луций Котта, большой
пьяница, и как-то раз, утоляя жажду, Цицерон молвил друзьям, стоявшим
вокруг: "Я знаю, вы боитесь, как бы цензор не разгневался на меня за то, что
я пью воду, - и вы правы". Ему встретился Воконий с тремя на редкость