"Плутарх. Эмилий Павел и Тимолеонт " - читать интересную книгу автора

29. Благополучно покончив с делами Греции, Эмилий возвратился в
Македонию и тут получил предписание сената отдать на разграбление воинам,
участвовавшим в войне против Персея, эпирские города. Он призвал македонян
помнить, что свободу им даровали римляне, призвал беречь свою свободу,
строго выполняя законы и храня меж собою согласие, и двинулся в Эпир.
Намереваясь совершить нападение неожиданно и повсюду в один час, он вызвал к
себе из каждого города по десяти самых почтенных и уважаемых мужей и
приказал им, чтобы все серебро и золото, хранившееся в храмах и частных
домах, было в назначенный день собрано и выдано. С каждой из этих депутаций
он отправил солдат во главе с центурионом - словно бы караульных, которым
поручено разыскивать и принимать золото. Когда наступил указанный день, эти
воины, все разом, ринулись грабить, так что в течение часа было обращено в
рабство сто пятьдесят тысяч человек и разорено семьдесят городов, но в
результате столь гибельного и всеобщего опустошения на долю каждого солдата
пришлось не более одиннадцати драхм. Всех привел в ужас такой исход войны:
достояние целого народа, разменянное по мелочам, обернулось ничтожным
прибытком в руках победителей.
30. Исполнив это поручение сената, в высшей степени противное его
натуре, снисходительной и мягкой, Эмилий спустился в Орик. Оттуда он
переправился с войском в Италию и поплыл вверх по Тибру на царском корабле с
шестнадцатью рядами гребцов, пышно украшенном вражеским оружием, пурпурными
тканями и коврами, так что римляне, которые несметными толпами высыпали из
города и шли по берегу вровень с судном, медленно продвигавшимся против
течения, в какой-то мере уже заранее насладились зрелищем триумфа.
Но воины, с вожделением взиравшие на царские сокровища, считая, что они
получили меньше, чем заслуживают, втайне кипели злобою на Эмилия именно по
этой причине, вслух же обвиняли его в том, что, командуя ими, он проявил
суровость настоящего тиранна, и были не слишком склонны поддержать его
просьбу о триумфе. Заметив это, Сервий Гальба, который был врагом Эмилия,
хоть и служил у него военным трибуном, дерзнул открыто заявить, что триумф
Эмилию давать не следует. Он распустил среди солдат множество клеветнических
слухов об их полководце и тем еще сильнее разжег ненависть к нему, а
народных трибунов просил перенести слушание дела назавтра: до конца дня
оставалось всего четыре часа, которых, по словам Гальбы, для обвинения было
недостаточно. Трибуны, однако, велели ему, если у него есть что сказать,
говорить немедленно, и он начал пространную, наполненную всевозможными
поношениями речь, которая тянулась до самых сумерек. Наконец совсем
стемнело, и трибуны распустили собрание, а солдаты, осмелев, собрались
вокруг Гальбы, сговорились и на рассвете заняли Капитолий, где народные
трибуны решили возобновить собрание на следующий день.
31. Утром началось голосование, и первая триба подала голос против
триумфа. Это стало известно остальным трибам и сенату, и народ был до
крайности опечален оскорблением, которое наносят Эмилию, но лишь громко
роптал, не решаясь что бы то ни было предпринять. Однако знатнейшие сенаторы
кричали, что творится страшное дело, и призывали друг друга положить предел
наглости и бесчинству солдат, которые не остановятся перед любым беззаконием
или насилием, если никто и ничто не помешает им лишить Павла Эмилия победных
почестей. Держась все вместе, они пробились сквозь толпу, поднялись на
Капитолий и выразили желание, чтобы трибуны прервали подачу голосов, пока
они не выскажут народу то, что намерены ему сообщить. Когда все угомонились