"Плутарх. Эмилий Павел и Тимолеонт " - читать интересную книгу автора

умолкла; Домициан с войском выступил в поход, и уже в пути ему встретился
гонец с донесением о победе. И тут выяснилось, что слух распространился в
Риме в самый день успеха, хотя от места битвы до столицы более двадцати
тысяч стадиев {36}. Это известно каждому из наших современников.
26. Гней Октавий, командовавший у Эмилия флотом, подошел к Самофракии и
хотя из почтения к богам не нарушил неприкосновенности Персеева убежища., но
принял все меры, чтобы тот не мог ускользнуть. Тем не менее Персей сумел
тайно уговорить некоего критянина по имени Ороанд, владельца крохотного
суденышка, взять его на борт вместе со всеми сокровищами. А тот, как истый
критянин, сокровища ночью погрузил, царю же вместе с детьми и самыми
доверенными слугами велел прийти на следующую ночь в гавань близ храма
Деметры, но сам еще под вечер снялся с якоря. Тяжко было Персею, когда ему,
а вслед за ним жене и детям, не знавшим прежде, что такое горе и скитания,
пришлось протискиваться сквозь узкое окошко в стене, но куда более тяжкий
стон испустил он на берегу, когда кто-то ему сказал, что видел Ороанда уже
далеко в море. Начало светать, и, окончательно расставшись со всеми
надеждами, он с женою поспешил обратно к стене; римляне, правда, заметили
их, но схватить не успели. Детей он сам поручил заботам некоего Иона,
который когда-то был возлюбленным царя, но теперь оказался изменником, что
главным образом и вынудило Персея отдаться в руки врагов - ведь даже дикий
зверь покорно склоняется перед тем, кто отобрал у него детенышей.
Более всего Персей доверял Назике, и с ним хотел вести переговоры, но
Назика был далеко, и, проклявши свою судьбу, царь уступил необходимости и
сдался Октавию. В этих обстоятельствах яснее ясного обнаружилось, что
гнуснейший из его пороков - не сребролюбие, а низкое жизнелюбие, из-за
которого он сам лишил себя единственного права, дарованного судьбою
побежденным, - права на сострадание. Он попросил, чтобы его доставили к
Эмилию, и тот, видя в Персее великого человека, претерпевшего горестное,
судьбою ниспосланное падение, заплакал, поднялся с места и вместе с друзьями
вышел ему навстречу. Но Персей - о, позорнейшее зрелище! - упал ниц и,
касаясь руками его колен, разразился жалостными криками и мольбами. Эмилий
не в силах был слушать, но, с огорчением и неприязнью взглянув на царя,
прервал его: "Затем ты это делаешь, несчастный, зачем снимаешь с судьбы
самое веское из обвинений, доказывая, что страдаешь по справедливости и что
не теперешняя, а прежняя твоя участь тобою не заслужена?! Зачем ты
принижаешь мою победу и чернишь успех, открывая низкую душу недостойного
римлян противника?! Доблесть потерпевшего неудачу доставляет ему истинное
уважение даже у неприятеля, но нет в глазах римлян ничего презреннее
трусости, даже если ей сопутствует удача!"
27. Тем не менее он поднял Персея с земли, протянул ему руку и передал
пленника Туберону, а сам повел к себе в палатку сыновей, зятьев и других
начальников (главным образом из числа молодых), сел и долго молчал,
погруженный в свои думы. Все смотрели на него с изумлением; наконец он
заговорил - о судьбе и делах человеческих: "Должно ли такому существу, как
человек, в пору, когда ему улыбается счастье, гордиться и чваниться,
покоривши народ, или город, или царство, или же, напротив, поразмыслить над
этой превратностью судьбы, которая, являя воителю пример всеобщего нашего
бессилия, учит ничто не считать постоянным и надежным? Есть ли такой час,
когда человек может чувствовать себя спокойно и уверенно, раз именно победа
заставляет более всего страшиться за свою участь и одно воспоминание о