"Александр Пятигорский. Багряные отблески (Парафраз из Густава Мейринка) (Рассказы и сны)" - читать интересную книгу автора

пять из них выйдут из строя, но пять останутся, и дивизия будет полностью
уничтожена". Привыкшего к уральской стуже мальчика разморило в жарко
натопленном вагоне. Во рту стоял кислый вкус папиросы, смешанный с
тянуще-сладким - он уже съел весь сахар с блюдца. "Опаздываем, черт его
подери, - жаловался Костин, - то есть все равно уже опоздали". Он достал из
толстой кожаной армейской сумки четвертинку перцовки, банку рыбных консервов
и полбуханки черного хлеба. В этот вечер мальчик выкурил первую сигарету и
выпил первую рюмку водки в своей жизни. Вдруг гудок, резкий, кричащий, затем
другой, далекий, протяжный. Оглушающее шипение пара, лязг и грохот буферов.
"Долго стоять будем?" - спросил Костин одноногого проводника, который принес
им свежего чая. "Н-дак прицеплять надоть. Н-дак сцепщика та ждям, стал
быть"".
Он отложил ручку. Костин не назвал мальчика по имени. Значит, если
мальчику было тринадцать тогда, когда проблема советского превосходства в
танках еще не была решена, то сцена в вагоне должна приходиться на зиму 42 -
43-го. Он неплохо знает историю второй войны, но есть ли история без имени
знающего ее? Он не знает, как будет по-английски "сцепщик". Он снял со
стопки с бумагой второй лист:
"У мальчика никогда ничего не было отнято. Просто - отпадало,
отцеплялось, как отцепилось "я". (Да, не забыть, ведь мальчик - это он, а не
"я". Но и это - не знание, а то, о чем он лишь неуверенно догадывался.) Так
и сейчас - мальчику фантастически повезло: от Нижнего Тагила, через
Алапаевск, Ирбит и Туринск в Тавду, четырехсоткилометровый путь в офицерском
вагоне вместе с капитаном Костиным. Отец говорил, что Костин написал с
десяток заявлений, чтобы его отправили на фронт. Не пускают, он необходим на
заводе. В дороге Костин почти ничего не ел, пил крепкий чай стакан за
стаканом и водку маленькими стопочками. Три четверти хлеба съел мальчик.
Теперь они ехали назад. Состав стоял на Алапаевске-товарном. Вагон
сильно тряхнуло. "Сцепили, - сказал Костин, - теперь, видимо, двинемся". В
купе стал гаснуть свет. Дверь с треском отлетела в сторону. Вошли двое в
белых полушубках. Один с огромной деревянной кобурой. "Парабеллум!" -
восхищенно подумал мальчик. "Руки на стол! - приказал тот с парабеллумом и
быстро обыскал костинские карманы. - А ты чей будешь?" Страх пронзил
мальчика сразу до конца, до предела, за которым нет ничего. "Это - главного
технолога сын, Теодора Рувимовича, - ответил за него Костин, - мой случайный
попутчик". Они вышли. Поезд двинулся. Ему очень хотелось чая, но проводник
больше не появлялся, а он побоялся идти его просить. Он допил водку, съел
оставшийся хлеб и выкурил папиросу, выпавшую из рук Костина, когда пришли
его брать. До города добрались к пяти утра. Он бежал со станции по
обледенелой дороге, а потом, чтобы срезать путь, напрямик через пруд. Два
раза падал на грязном неровном льду. Дальше опять по дороге, не
останавливаясь, до завода, скорее домой. Отец только что вернулся с ночной
смены. Захлебываясь горячим чаем, мальчик рассказал об остановке в ночи,
людях в белых полушубках и парабеллуме. Отец сказал, что Сергей Антонович -
прекрасный специалист и очень хороший человек. Ну, может, ошибку совершил
какую, так ведь разберутся же... Так отпал Костин".
Он писал очень мелко, но лист кончился. Интересно все-таки, как его
зовут. Нет, здесь нет того страстного интереса и жуткого страха, как в
уральском поезде. Скорее, это даже не интерес, а своего рода любопытство не
полностью знающего. Имя и отчество отца едва ли помогут. Долго он еще будет