"Александр Пятигорский. Философия одного переулка " - читать интересную книгу автора

* Забавно, что после "высшего" докторского экзамена по теоретической
механике в Льежском политехникуме (в конце 40-х) профессор, который
экзаменовал Нику, так прямо ему заявил, что "память у вас необыкновенная, но
воображения маловато". Рассказывая мне об этом, Ника все еще удивлялся: "Ну,
как это он не понял, что я ничего не запомнил, а все, буквально все -
выдумал!"

Но только теперь, когда я вновь задаю себе все тот же нелепый вопрос -
почему за все мое довольно долгое детство я так ни разу и не видел Нику? -
ответ оказывается довольно простым: да потому, что почти все время моего
общения с ребятами во дворе проходило в играх в войну, в аресты и допросы
врагов народа (включая расстрелы и пытки) и в разговорах про то, что
происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются одни. Очевидно, что
эти темы Нику в то время не интересовали, и хотя некоторые из его привычных
собеседников и предавались время от времени этим военно-эротическим утехам,
но, видимо, гораздо реже, чем я. Поэтому их редкие разговоры со мной о вещах
абстрактных или мистических могли и не совпадать с их разговорами с Никой на
те же темы.
Нет ничего удивительного в том, что Ника сначала узнал о Георгии
Ивановиче, а потом о Гегеле, ибо о последнем Роберт рассказал мне только
в начале марта 1938-го, а он всегда любил "выстреливать" только что
полученной информацией по нескольким лицам одновременно.
Итак, Роберт находился в состоянии радостного подъема, который он
объяснял тем, что, пока ехал от зубного врача домой на двух трамваях, выучил
все уроки на завтра и прочел старую брошюру о Гегеле. "Гегель был создателем
универсальной научной методологии, - возбужденно говорил Роберт. - Его
Идея-Дух и есть логическое развитие идеи исторического Бога, Бога Моисея
и Иисуса Христа. Если бы немцы - и вообще люди - послушались бы Гегеля, а не
субъективных идеалистов или материалистов-эмпириков, то вечное трагическое
противоречие между научным мышлением и религией было бы навсегда устранено".
"Не хочу тебя огорчать, - сказал дедушка, когда Ника передал ему основные
положения Робертовой гегелианы, - но, кажется, это все не имеет к тебе ни
малейшего отношения". "Да. я понимаю, - сказал Ника. - Гегель хотел быть как
бы пророком для немцев и вообще тех, кто жил в его время. А теперь это не
воспринимается, да?" "Не хочу быть несправедливым к этому человеку, - сказал
дедушка, - но боюсь, что то, о чем он учил, никогда не имело отношения ни
к одному отдельному человеку . А это значит, что и учения-то никакого не
было. Кроме таланта и силы, конечно. Гегеля даже не коснулся Огонь
Божественной Персонологии. Но он все же был велик и честен. Его
последователи - жалкие люди, наделенные только упрямством и жаждой действия,
но полностью лишенные... Силы Сознания. А у кого нет силы, то обречен на
слабость. А слабость - жестока и лжива. О честности здесь и говорить
нечего".
Находившийся здесь же Анатолий, худой и желтый после тяжелого гриппа,
заметил: "А вы, Тимофей Алексеевич, - почти агностик". "Ну и ну, - покачал
головой дедушка, - а вот Владыка упрекал меня в том, что я - гностик".
Мы сидели на помосте, воздвигнутом на заднем дворе (между помойкой
и угольным складом) для концертов художественной самодеятельности рабочих
Метростроя. Начал, как обычно, Гарик: "Моя бабушка вчера сказала, что
Шикзаль - выше Бога. То есть главнее. То есть что даже у Бога есть свой