"Эллис Питерс. Необычный монах ("Хроники брата Кадфаэля" #0)" - читать интересную книгу автора

слишком хорошо знаком с молодым Ридом - разве что встречал в церкви, а
разговаривать с ним ему почти не доводилось, - но зато он имел достаточное
представление об отцах, сыновьях и обычных для их взаимоотношений ожиданиях
и претензиях, а потому относился к такого рода сетованиям со сдержанной
осторожностью. Молодой человек и впрямь прослыл в городе бесшабашным
кутилой, но ведь ему и было-то всего двадцать два, а кто в такие годы не
валял дурака? Скорее всего, со временем он остепенится и годам к тридцати
станет солидным, добропорядочным горожанином, денно и нощно пекущимся о
семье, детях и содержимом своего кошелька.
- Кончал бы ты нудить, - промолвил Кадфаэль, подталкивая не в меру
говорливого посетителя к выходу из лазарета, - исправится твой парнишка,
куда он денется. Наберется со временем ума-разума и исправится, как многие
до него.
Монах и управитель вышли на освещенный ласковым солнцем большой
монастырский двор. Слева от них высилась, словно башня, колокольня аббатской
церкви, справа тянулся каменный корпус странноприимного дома, а дальше
виднелись кроны деревьев монастырского сада, где уже набухали почки и
рвались на волю свежие, зеленые листки.
Все это - деревья, каменная кладка зданий и мощеный двор - было
подернуто влажной, перламутровой пеленой и словно нежилось в лучах весеннего
солнца.
- А что до арендной платы и всего прочего, то я так скажу. Ты, старый
пустозвон, жалуешься напрасно и прекрасно это знаешь. Все свои свитки да
грамоты ты назубок выучил, каждую строку в них помнишь - разве не так?
Ручаюсь, завтра у тебя все пройдет как по маслу. И уж всяко тебе не
приходится жаловаться на глупость или нерадение нового помощника. По-моему,
он уже и сам успел усердно проштудировать все твои пергаменты.
- Джэйкоб и вправду выказал немалое прилежание, - неохотно согласился
управитель. - Я, признаться, не ждал от него такой прыти. Сметливый малый,
старательный и работы не боится. Ума не приложу, откуда в нем такое рвение и
интерес к монастырским делам - в его-то годы. Ведь нынешним молодым
оболтусам - сам знаешь, каков их нрав и обычай, - по большей части не до
работы или учения. Им бы только шататься по ночам невесть где, кутить да
безобразничать. А этот юноша совсем другой. Скромный, старательный - ну
просто душа на него не нарадуется. Ручаюсь, он уже и без меня знает, какая
плата с какого домовладения причитается нашей обители. Да, славный парнишка,
ничего не скажешь. Будь у него малость побольше опыта, я бы и горя не знал,
а так... Пойми, Кадфаэль, уж больно он простодушен. И чересчур любезен -
каждому стремится потрафить, а в нашем деле это помеха. Сам понимаешь,
сборщик податей всем мил не будет. Буквами да цифрами на пергаментах эдакого
разумника с толку не собьешь, а вот ловкий мошенник хитрыми речами вполне
может его облапошить. У Джэйкоба душа нараспашку. Он хочет угодить всем и
каждому, а того не разумеет, что с таким народом, как наши арендаторы,
надобно держать ухо востро, а порой и строгость проявить.
Время было уже не раннее, до вечерни оставался примерно час. На большом
дворе обители, обычно заполненном спешащими по своим делам братьями и
служками, сейчас было немноголюдно. Монах и управитель неспешно брели через
двор - брат Кадфаэль намеревался вернуться к себе в сарайчик, а мастера Рида
ждали дела на северной галерее, где в келье для переписывания рукописей
усердно скрипел пером его помощник. Пути их вели в разные стороны, и они уже