"Эллис Питерс. Необычный монах ("Хроники брата Кадфаэля" #0)" - читать интересную книгу автора

обездоленных, что ныне выпрашивают милостыню у наших ворот. У меня от
жалости сердце кровью обливается - ведь многие из них не доживут до весны.
Помрут с голоду, а помочь им я бессилен.
- Да что ты такое говоришь, брат, - разохался Жером, - он ведь
преподнес свой дар не кому-нибудь, а самой Пресвятой Деве. Остерегись, брат,
не повторяй греховного заблуждения тех, кто осудил женщину, принесшую сосуд
с благовониями и умастившую ими ноги нашего Спасителя. Помни, Господь
повелел им оставить ее в покое, ибо она сделала доброе дело.
- Благой и идущий от души порыв - вот что позволило ей удостоиться
похвалы из уст Господа нашего, - с благоговением в голосе промолвил брат
Освальд. - "Она сделала что могла", - так сказал Иисус апостолам. Но он
никогда не называл ее поступок благоразумным, потому как, малость подумав,
она, возможно, сумела бы найти драгоценным благовониям и лучшее применение.
Но в одном ты прав - не пристало мне порицать дарителя по совершении им
даяния. Пролитое мирро все едино не соберешь в сосуд.
Взгляд его, восторженный и в то же самое время сокрушенный, задержался
на серебряных лилиях, увенчанных теперь столбиками воска и пламени. В
отличие от пролитого мирро употребить их по иному назначению было еще
возможно - точнее сказать, было бы возможно, окажись Фиц Гамон более
добросердечным и сговорчивым человеком. Но, с другой стороны, он имел полное
право распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению.
- Они преподнесены в дар Пресвятой Деве, - с жаром возразил Жером,
набожно закатывая глаза, - а потому даже сама мысль о каком-либо ином их
использовании, пусть даже самом достойном, есть не что иное, как кощунство.
Думать о таком - и то тяжкий грех.
- Когда бы сама Пресвятая Дева, снизойдя до нас, явила нам свою волю, -
суховато отозвался брат Кадфаэль, - мы бы точнее знали, какое прегрешение
почитать тяжким, а какое пожертвование - достойным и благочестивым.
- Разве свет, сияющий над святым алтарем, не есть благо? - не унимался
Жером. - И может ли любая, уплаченная за него цена, считаться слишком
высокой?
"Вот хороший вопрос, - размышлял брат Кадфаэль, направляясь в трапезную
на ужин. - Пожалуй, стоило бы задать его брату Джордану. Порасспросить, что
он думает о цене света".
Брат Джордан был стар, давно одряхлел, а в последнее время к его
немощам добавилась и новая напасть - он начал по степенно терять зрение.
Пока еще старый монах мог различать смутные, словно тени, очертания
предметов, а по обители и ее окрестностям передвигался без особых
затруднений, потому как знал здесь каждый закоулок и дорогу куда угодно
нашел бы даже в кромешной тьме. Но по мере того как вокруг старца смыкался
мрак, приверженность его свету становилась все более самозабвенной и пылкой.
В конце концов дело дошло до того, что брат Джордан оставил все остальные
обязанности и всецело посвятил себя уходу за свечами и лампадами на обоих
алтарях монастырской церкви, что позволяло ему всегда иметь пред своими
очами свет, причем свет возожженный ко вящей славе Господней.
Не приходилось сомневаться в том, что и сегодня, лишь только отслужат
повечерие, старый монах примется старательно подрезать фитили да подливать
масло в лампады, дабы в церкви не было чада и копоти, а свет до самой
рождественской заутрени оставался ровным и ясным. Скорее всего, он не
отправится спать до самого полуночного Прославления. Старики вообще спят