"Борис Письменный. Вылет из Квинска" - читать интересную книгу автора

же самое время, ему было любопытно - легко, как никогда прежде в Америке,
разговаривать, хотя бы и с нищим, забывая инородность и языковый барьер. Он
уговорил Сеймура пойти выпить с ним кофе или чего покрепче; и они перешли в
кафетерий на углу Северного бульвара. - Окей, уйдем от этих оборотней, -
шепнул Сеймур, указывая на детей, - они меня облучают и портят мой прибор.

Окопавшись в углу кафетерия, Сеймур долго и основательно разматывал
свой красный кушак, оказавшийся скрученным в жгут платком, стаскивал с себя
кофту за кофтой, по-домашнему отправился в туалет и вернулся пить кофе
свежим и умьггым джентельменом с гладко зачесанными влажными волосами. Он
принялся макать булочку в кофе на французский манер и смачно, одними губами,
оттягивать разваливающуюся хлебную мякоть. - Какая еще есть проблема у
русского Ивана? Будете сейчас пить свою водку?
- Ошибаетесь, я не пью, - сказал Дарий. - И я не, как вы меня назвали,
не Иван. В том, видите ли, смысле, что я не русский. Собственно -
'ай-эм-джу'.
- Джи-джи-джу, - пропел Сеймур. - Еще один нашелся. Окей - я сам про
себя раньше так думал.
Он рассказал, что евреями были его покойные родители. Родом из Италии и
Польши. Что после того, как сами они устали быть евреями, его, Сеймура,
задумали сделать дантистом.
- Казалось бы, что тут особенного быть еврею дантистом? Джи-джи-джу,
дантисты - богатые. Только старики мои сплоховали. Всем назло решили сделать
меня профессором по Данте, если про такого слыхали. Потому что, они думали,
лучше сидеть на Олимпе с лаврами на голове, чем копошиться в чужих ртах.
Может это так, но не здесь. Если бы я лечил зубы, я был бы хорошим евреем в
Америке. С флорентийскими ямбами - я 'бам'. Как вам моя аллегория а-ля
Алигьери! Стопроцентный лузер и бам. С головой, полной латинского джанка.
...Бам не всегда, впрочем. Этим летом... - Сеймур погладил рукоятку своего
металлоискателя, - летом я ходил по пляжам, хорошо загорел и жил, как ваш
русский царь. Мог позволить себе женщину. Только летом. Потому что осенью
мою Беатриче зарезали. 'Сорри', я вам столько рассказываю...
- Нет, нет, говорите, - поддержал Дарий, больше всего довольный тем,
что приходит в себя и слушает, и понимает такую длинную для него английскую
речь. - Так, значит, и вы - еврей?
- Уже не уверен, - сказал Сеймур. - Когда я подустал быть
дантистом-словистом, я смылся из дома и поехал в Израиль. Там , того хуже, я
убедился, что я не совсем еврей - не то, что об этом воображают у нас, в
Штатах.. Он спросил еще сигарету. - Вы можете считать, что вы пуп земли, кто
угодно, если вам так сказала ваша мама. Еврей вы или нет, решают другие.
Гитлер решает. Сталин... Даже вот эта буфетчица... Хей! Мотаем отсюда - она
начинает меня облучать. Сеймур пересел на стул за колонной. - Вы, сэр, может
быть, и вправду еврей, если во всем сомневаетесь; лучше, скажу вам, займемся
делом - сначала я научу вас вслепую подстригать ногти. 'Пис-оф-кейк'.

Вечером, во время телепрограмм с русским переводом, Дарий не мог
решиться рассказать жене про свой толстовский 'арзамасский' ужас. Не
хотелось позориться. Однако, когда передача заканчивалась, и Анна присела
рядом, у телефона, Дарий заметил вскольз, что, вот-мол - смех и грех, не
понимает, что с ним происходит - не видит собственного лица, одно лишь