"Борис Письменный. Агруйс-красивист" - читать интересную книгу автора

профессиональных кругах не представлялось возможным. Свои музыкантши,
сослуживицы были все равно, что бесполые; их , извините, за женщин он не
считал. Более того, даже не рассматривал пригодными для романтических
отношений. Французский рожок Агруйса никак не реагировал на присутствие
оркестровых дам. Хорошо, что Ионе отыскался напарник_недавно разведенный
духовик их оркестра_Джейк Фрид. Джейк с охотою вошел в положение; после
репетиций вместе зачастили они по сингл-барам Сент-Пола и Миннеаполиса. Все
обошли. Честно внедрялись в толпу, пробирались к стойке; следовали коктейли,
курево до тошноты. Сквозь мрак и табачный дым Джейк указывал варианты 'вон -
парочка голодных озирается, вон - толстушка в соку...' Дым, как ему
полагается, рассеивался - все оказывалось мимо денег. Синие блики неона
рисовывали трупные лица. Ничего кроме тоски не чувствовал Иона от
перекрестных взглядов обретающихся в барах женщин. Даже намеренная полутьма,
звон, шум и гам, нарочитая толпучка этих заведений добавляла не интимности;
скорее, жалости к дамам, теребящим бокалы с мерзопакостным дринком.

Закрадывалось подозрение, что дело даже не в жалкости этих отдельных
непристроенных женских экземпляров; что имеется червоточина и недомыслие в
самой далеко не оригинальной страсти Агруйса, которую он делил с мужской
половиной человеческого рода. В той страсти, скорее_инстинкте, что, как
известно, детерминирован свойствами мелкоскопических, уму непостижимых
хромосомов и генов. Казалось, что имеется какой-то непредвиденный, но
неизбежный изъян в самом восторге и райских кущах, которые всякий мужчина
ожидает обнаружить в прекрасной даме. Проще сказать, Иона подозревал, что
даже искомая красавица-идеал не будет отличаться от некудышниц из
сингл-6аров. Что его жалость к непристроенным недалеко лежит от
воображаемого восторга. Что отличаются они не по-существу, но лишь в деталях
- и то, сделанных игрой его собственного воображения - туман, рокировки и
смены знака

В компаниях все более сужающегося круга холостяков Иона продолжал
болтаться по городу, все явственнее ощущая оскомину от неразвлекающих уже
развлечений, досаду на занудных попутчиков и на себя самого. У него
определенно портился характер, появлялся, как здесь называют, 'шорт-фьюз'
(недостаток выдержки); так, что Агруйс не раз сам диагносцировал себя еще
одним американским термином 'муди' (переменчивый нравом), и обзывал близко
производным к тому русским определением. Часто, вырываясь из злачных мест на
свежий воздух, Агруйс был настолько обескуражен и обозлен, что готов был
принять обет безбрачия на всю оставшуюся жизнь.

Его знакомили, естественно, свои русские со своими русскими. Известны
любители знакомить по разным причинам, из-за прокисшей собственной семейной
жизни или из страсти к сватовству. Раз-другой Иона им поддавался; только
всегда выходило, что матчмейкеры норовили сделать митцву кому-то другому, но
не ему. На свидания 'вслепую' он шел как на изнурительные интервью по
трудоустройству, от чего любого нормального человека-иммигранта заранее
воротит. Особенно, Иона, в общем-то мягкого склада человек, не терпел, когда
его принуждали - 'пушали'. Какая-нибудь голосистая Роза не просто
приказывала записать телефон, но сурово предупреждала: _ Это от самих
Променадовых, динаму нам не крути! В такие дни даже у себя дома Иона не мог