"Борис Письменный. Агруйс-красивист" - читать интересную книгу автора

отойти от телефона. Роза накаляла аппарат ежеминутно:_Не позвонил, шмок!
Сейчас же набирай номер, договаривайся и доложи!
_Не хочу. Нет! Никогда!_отрезал Иона; но все-таки звонил,
договаривался, шел на встречу, как на закланье. Однажды, совершенно
по-хамски не перешел улицу, увидя ждущую его женщину, помахивающую, как
условились, газетой Новое Русское Слово.

Агруйс и сам давал объявления в иммигрантских русских газетах. Писал,
слушая советы знатоков - ...американец (приманка)... устроенный(!)... могу
починить тостер (юмор?)... На неделю от звонков не было отбоя, хоть съезжай
с квартиры. Звонили пенсионерки и пионерки, в массе своей, нелегалки с
просроченной визой, бедолаги из Кустаная и Костромы с просьбой 'хотя бы
временно остановиться, переночевать.'

Умудренный годами Фрид отчаялся иметь дело с Агруйсом. - Не знаю, кого
ты ищешь. Я, лично, последователь исторического материализма - хватай все,
что движется; тащи под себя, потом разберемся. Так бы каждый - подавай ему
бабу нерожалую... Снижай, мэн, стандарты, не зарывайся... На себя посмотри
- Рудольф Валентино нашелся!

Иона смотрел на себя в зеркало - и что же? Худенький, складный,
деликатные черты лица, голубые глаза, золотистый пушок... Не дурен. Не
совсем Роберт Редфорд, но в этом же роде. Он понижал стандарты, ниже некуда.
Объяснял, что не в красоте, в конце концов, дело; чувствовал, что кривит
душой. Тогда говорил, что он себя знает и что, если пойдет на компромисс,
выберет не по своему вкусу, то будет несчастным на всю жизнь. Другого
человека так же сделает несчастным. Будет тосковать, сокрушаться. Навек в
луже лжи. Съест себя поедом.
- Самое страшное,-говорил Иона, - соединиться только по соображениям
долга и порядочности с 'хорошим человеком'. Еще страшнее - самому оказаться
в должности номинального 'хорошего'. Не дай-то нам Бог.

В своих дебатах с Фридом Иона пришел к несколько неожиданной для себя
самого формуле, что для него, красота, - это русская женщина. Нет, не
славянский тип. Мало ли в мире красавиц славянской внешности_скандинавки,
ирландки... Иона их одобрял, но, опять-таки, когда в них просвечивала
женская русскость, не требующая перевода, знакомая с детства. Не исключено,
что в нем говорил родительский стандарт, инстинкт места рождения. Что
касается внешних составных элементов привлекательности- у Чапека бравый
солдат Швейк разглядывает стены тюремной камеры, где были намалеваны
'женские части'. Таков всякий мужчина, любитель играть в
Инженера-Конструктора. Без сомнения Иона, как многие другие, соблазнялся
'частями', фантазировал на предмет искристых глаз молодой Тейлор, скул Роми
Шнайдер, дынно-банановых округлостей Мерилин...- добра в мире много,
прикидывай-выбирай. Но хотелось ему при этом, чтобы плоть оживлялась чем-то
таким... Бесплотной магией. Скажем, Иона любил открытые девичьи лица, ветер
в льняных волосах, теплый, задумчивый взор... Нет, то опять случайные
мелочи. Мы здесь имеем дело с метафизическим сюжетом. Словами Иона так и не
смог обрисовать свой тип. Давал только понять, что девушка его мечты может
быть любой и разной, далекой от принятых эталонов красоты, но при взгляде на