"Борис Письменный. Марусина любовь" - читать интересную книгу автора

прежней жизнью покончено; все отбыли в мир иной.

К вечеру заморосил гадкий дождь. Со своей постели Мария Петровна могла
видеть провода, серый клок неба, сливающийся с ним, тоже серый, крюк
уличного фонаря.
По мере того, как небо чернело, баллон фонаря наливался мутным ядовитым
светом.
Наступала ночь. Марие Петровне никак не удавалось улечься удобнее,
раздражал фонарь, ломило в спине. Ползли в голову скучные забытые боли от
дурацких абортов, тяжелая последняя беременность под наблюдением акушера
районной консультации - на сохранении ее неуживчивого плодап. Потом кровь,
выкидыш, разводные тягомотины. Объявили, что она не сможет иметь детей. А
ведь могла (о,как желала!) иметь на сей день себе почти взрослого
парнишку, может быть похожего на Санечку. Самое естественное дело -
родить, куда проще. У всех и каждого- свои дети! Для кого-то это даже
угроза. Сплошь и рядом бабы залетают безо всякого на то желания. Подумать
только - люди предохраняются от даримых свыше младенцев! Почему ж только
ей Бог не дал такую малость. Почему же именно ей, Марусе, не заиметь себе
сына, законного дружка и любчика и свою родную кровушку? Определенно не
спалось. Ночной бездне, казалось, не будет конца.
Казалось, больше никогда ничего не будет; только она одна, никому не
нужная, бесплодная Маруся, останется на свете и в серой тоске будет
пребывать до конца дней своих.

Чтобы развлечь себя, Мария Петровна стала подсчитывать - не пора ли по
календарю съездить в Крюково, навестить семейную могилку, поговорить с
покойными отцом, матерью, как водится.?
По всем расчетам выходило, что прибирала совсем недавно. Только
съездить лишний разок в деревню не помешает. Решив, что непременно поедет,
она, успокоилась и под утро заснула.

Через полгода неопределенного застоя в течении дозволенного воссоединения
(термин 'эмиграция' не признавался властями) и, соответственно, через
полгода фактической бездеятельности Отдела Виз и Регистраций, вдруг
появилась очередная разнарядка. Городскому ОВИРу спустили несколько сот
выездных разрешений. Как всегда, срочно требовалось укомплектовать дела по
категориям в пределах отпущенного лимита. Свой план у кастрюльного завода,
свой план у ОВИРа. Прежде просторный вестибюль ОВИРа наполнялся
населением. Пошел, захлопотал людской конвейер, в очередях давились
отъезжанты - обладатели открыток с разрешением на выезд; самозванные
активисты писали номера на руках чернильным карандашом; задние напирали на
передних; вскипала нервозность, страшный шум... Сам начальник ОВИРа был
вынужден спуститься из своего кабинета. Он выхватил у постового мегафон и
рявкнул в сердцах: - Прекращаю детский сад! Все! Закрываю лавочку. Никто,
никуда не едет! Целых минуты две было тихо. Не кашляли даже. - Что,
правда, отменили? - кто-то робко спросил. В ответ загудели:- Как это, как
это... - НИКТО? НИКУДА??

В это горячие дни Мария Петровна будто спохватилась однажды. Среди
бумажной запарки, в реестр текущих заявлений,затребованных от