"Борис Письменный. О, Пари..." - читать интересную книгу автора

Наконец появилась пропавшая официантканкостлявая девица со слипшимися,
наверняка от котлетного жира, волосами. Она прибежала и уже не через стекло,
как прохожие дамы, а в лоб, с неподдельным восхищением уставилась на нас.
- Лез-аме-ри-ке-ен!н с гримаской, подцепленной, видимо, из какого-то
фильма повторяла она, тыкая в нашу сторону своим указательным пальцем,
вытянутым на манер пистолета. Потом, перейдя к делу, объяснила, что Андраша
нет, что 'этот несчастный Париж', особенно летом - вонючая пыльная дыра и
пустыня, что летом хороший бизнес не здесь, а в Марселе.

...Уставшие, с потяжелевшим к вечеру ручным багажом мы решили искать
гостиницу подешевле - звездочки две, не больше. Теплый вечереющий город,
афишные тумбы, мельтешение толпы под платанами - парижское великолепие
сверкало, но не для нас, оставаясь где-то там, за барьером. Так чувствует
себя взмокший навьюченный отец семейства в поисках первого ночлега
где-нибудь на морском курорте, пробираясь между шоколадными голыми
пляжниками, существами иного, завидно беспечного мира.

Макс отправился искать жилье по одной улице, я - по соседней, как
думалось, по параллельной. Это была непростительная оплошность: Париж далеко
не квадратногнездовой Манхэттен. Как торт, он бесшабашно нарезан на сегменты
и секторные ломти, так и сяк. По соседним улицам мы разошлись с Максом
далеко в разные стороны. Петляя, я неизменно попадал в один и тот же
рюэль-переулок, в котором нос к носу, отражениями друг друга, стояли
грандамы преклонного возраста, обе похожие на что-то очень знакомое,
музейное. На двух сгорбленных гудоновских Вольтеров в отвислых вязаных
кофтах. В ногах у каждой старушки, на поводке дремало по таксе. Такой же
одинаковой - черной с шелковым отливом.

В полных сумерках, под моросящим дождем, мы догадались встретиться в
исходном чертовом МакДональдсе. Ярко освещенном, опять полным
дураков-посетителей, жующих свои нормированные котлеты со струганой
картошкой - 'пом-фритт' вместо 'френч-фрайс'. Бог с ними, пусть едят, что
хотят. Вскоре, мы поднимались по узкой скрипучей лестнице отельчика на
соседней улице Куджас, где рухнули спать без задних ног. Мне-то чудилось,
что я никак не могу уснуть; с дороги голова плыла, я падал и планировал по
Распаю и Монпарнасу, запруженным кофейной гущей, где кишмя кишели,
барахтались скользкие безглазые существа с ярко красными ртами в поллица, из
которых наверх ко мне приливами доносился не то рев, не то хохот.

Далеко за полночь, со страшным сердцебиением я резко сел в постели. В
открытом окне номера наискосок от нас горел яркий свет. Двое мужчин в
сорочках с галстуками, но без штанов, раскачивали за руки, за ноги третьего,
такого же голоштанного постояльца; орали при этом какую-то маршеподобную
швабскую песенку с визгливым припевом после каждого куплета: - Хеей-ли,
хей-льо! Хей-ли, хей-льо!
Замотавшись в одеяло, я зарылся головой под подушку.

Только под утро я почувствовал продавленность своего ложа, сыроватый
несвежий душок простыней. Где-то рядом бурчала, гундосила канализация,
раздавались нестройные шумы улицы, помойной машины, тяжко скрипящей своими