"Алексей Феофилактович Писемский. Уже отцветшие цветки" - читать интересную книгу автора

священника, торгующего лошадьми и покупающего вместо кагора чихирь
астраханский.
- Поблагодарили они, я думаю, вас за это, - заметил я.
- Благодарить-то, к несчастию, не за что было, - воскликнул злобно
Рухнев, - их пальцем никто не тронул, потому что черномазая супруга
губернатора... - я надеюсь, что вы не передадите ничего из моих слов
губернатору, хотя, впрочем, и передайте, пожалуй, мне все равно!.. - супруга
губернатора, как всем известно, ханжа великая, водится с архиереями, попами
и в то же время держит мужа под башмаком... и можете судить, что для меня из
всего этого произошло.
- Но вы упомянули, что и с дворянством тоже не ладили? - спросил я.
- Как вам сказать: с дворянством средней руки - ничего, я не ссорился
особенно и даже хлебосольничал им: всегда уж, кто из них в город приезжал,
прямо ко мне: обедает, днюет, а другой и ночует у меня; но вот высшему
дворянству, этим, как их там называют, нашим козырным тузам, пришелся не по
вкусу, и главным образом наскочил я тут на некоего князя Архарина, самого
богатого здешнего помещика и весьма важной особы в Петербурге, благодетеля,
по наружности, всех чиновников; им еще издавна предписано было его
вотчинному начальству преподносить к рождеству и перед пасхой всей земской
полиции праздничные деньги, отводить чинам оной при наезде их удобные
квартиры, поставлять содержание и лошадей; но меня, конечно, этим не
умаслишь: дружба дружбой, а служба службой! Вышел такой казус: назначен был
ко мне в уезд на стоянку полк, - а надобно сказать, что все мужики боятся
таких стоянок пуще черта, потому что солдаты, что я знаю уж по своей военной
службе, объедают мужиков, да еще вдобавок развращают ихних баб и девок
всплошь... Что хотите мужики каждой деревни готовы дать, чтобы не было
полковых стоянок, а это зависит главным образом от исправников... Сижу я раз
у городничего и играю с ним в преферанс, вдруг вижу, что его вызвали в
переднюю к кварташке... Потолковали они там между собою, и городничий опять
возвратился играть, - дрянь этакой был, размазня. "Что такое, спрашиваю, не
случилось ли чего-нибудь?.." - "Да говорят, - зашамкал он, - что бурмистр
князя Архарина другой день здесь в городе пьянствует, буянит, колотит в
трактире посуду, стекла!" - "Что ж, говорю, велите его посадить в кутузку",
- и тут вдруг, по моей полицейской сметке, пришло мне в голову: бурмистр
княжеский кутит, и не на свои, разумеется, деньги, а на княжеские, между тем
идет разверстка по солдатскому постою, - не на этот ли предмет он учинил
сбор с крестьян и пропивает его? "Вы, однако, - говорю городничему, -
прикажите попридержать этого пьяницу в полиции, потому что я нюхом чувствую,
что тут что-то нечисто". И так меня стала моя мысль подмывать, что я, не
кончив даже пульки, уехал домой, сел в тарантас и отправился в село Зиньково
- главный пункт всех княжеских имений; спрашиваю: "Где бурмистр?.." - "В
отлучке", - говорят... Я велел сотским, которые были половчее, разведать, не
происходило ли чего особенного в вотчинной конторе князя, и оказалось, что
там случилось точь-в-точь, что я предполагал: была в недавнее время мирская
сходка мужиков и собрана с них значительная сумма на откуп от солдатского
постоя; сверх того: сбор этот был произведен на мое имя... Тут уж я не на
шутку взбесился: послал двух сотских в уездный город и велел им, по бумаге
от меня, взять у городничего бурмистра, привезти его ко мне живого или
мертвого, связанным или несвязанным. Поутру доставили мне моего голубчика...
Рожа у него, я вам говорю, была на облик человеческий непохожа: оплывшая,