"Алексей Феофилактович Писемский. Уже отцветшие цветки" - читать интересную книгу автора

церковным воспрещается, и однажды, когда мне как-то случилось быть в его
приходе на весьма продолжительном следствии, слышу я тут, что работница попа
беременна-c! Ну и бог, значит, с ней!.. Потом говорят, что работница
родила... опять, значит, слава богу - царю прибыль, кантонист новый... Далее
меня извещают, что работница эта бегает по селу и плачется, что младенец у
нее занедужил, а там и помер, - и это, думаю, возможно; однако все-таки
поручил становому узнать: из какой именно деревни работница попа. Дознано-с.
Я опять поручаю становому донести, нет ли в этой деревне у кого-либо из
крестьян подкидышей... "Есть", - говорят. "У кого?" - "У старика Фадея". -
"А как этому Фадею приходится работница попа?" - "Дочерью!" Дело, значит,
ясное. У нас обыкновенно все солдатни, коли родят мальчика, так, чтобы
избавить его от солдатства, подкидывают отцам своим, матерям, дядям,
сестрам, у кого кто есть. Но тут меня заинтересовало другое обстоятельство:
все говорят, что ребенок у работницы помер; значит, он и похоронен. Еду я в
это село и спрашиваю священника, что действительно ли проживающая у него в
работницах солдатка родила, что ребенок у ней будто бы помер и похоронен при
его церкви? "Действительно-с", - говорит. - "Но каким же образом, - возражаю
я ему, - до меня дошли довольно достоверные слухи, что ребенок этот жив и
подкинут к деду?" Поп, как рак вареный, покраснел. "Нет-с, говорит, как это
возможно, - помилуйте!" - "Миловать я, говорю, тут не вправе, а вы извольте
мне объяснить: какого именно числа работница родила, когда у ней умер
ребенок, а также покажите мне и его могилку". Поп совсем растерялся,
завилял: "Я не знаю, я не помню!" Тогда я работницу его за бока; та тоже
мялась-мялась, наконец, показала могилку. Я распорядился могилку эту
разрыть; однако говорят, что поп не пускает, запер даже калитку и ворота
ограды и что на защиту его прибыл даже благочинный. Ну что ж, милости
просим! Вижусь я на другой день с этим благочинным, начинается между нами
спор. "На каком основании, - говорит мне он, - вы хотите произвести
кощунство на церковном погосте, не пригласив даже депутата с духовной
стороны?" - "Да вот извольте, говорю, я вас приглашаю, - благо вы прибыли, -
я начинаю дознание по рапорту станового пристава!" Благочинный видит, что
меня не напугаешь; а потому, содрав с попа многие динарии, уехал к себе
восвояси, как бы ничего тут не зная и не ведая. Я, однако, могилку раскопал
при понятых, вынул оттуда гробок, раскрыл его, и оказалось, что в нем
похоронен был не младенец, а кошка мертвая, и, знаете, не просто, а в этакой
тряпке, как бы в саване.
- Почему же они не пустой гробик похоронили? - невольно перебил я
Рухнева.
- Точно такой же вопрос и я сделал работнице. Она, конечно, разревелась
и говорит, что пустой гробик ей показалось грешно похоронить, а у них тем
временем кошечка ее любимая околела, она ее и похоронила! А?.. Умница какая!
Пустой гробик хоронить, по ее, грех, а с кошкой - ничего!.. Я вам говорю -
все эти наши русские бабы дура на дуре, свинья на свинье.
- Но священник знал, кого он хоронит? - спросил я.
- Конечно, знал!.. Из его же дома увезли ребенка подкидывать, да вряд
ли не сам он это дело и творил, но он, без сомнения, заперся, а также и
работница на него не показала. Тем не менее, однако, я обо всем этом деле
донес губернатору, так как тут уж действительно производится кощунство; а
кроме того, чинится укрывательство слуг царя, долженствующих поступать в
кантонисты; а также кстати присоединил и об беспорядках братца родного этого