"Хескет Пирсон. Вальтер Скотт " - читать интересную книгу автора

Блэквуда") и страстей политических (вражда между тори и вигами и борьба
вокруг Билля о реформе парламента). Однако получить представление о
расстановке классовых сил в британском обществе той поры даже по тем данным,
что сообщает биограф исключительно в связи с обстоятельствами жизни и
творчества Скотта, можно, и это - достоинство, отличающее его книгу от
многих литературных биографий, и не только английских. Говоря о
достоинствах, нельзя не упомянуть и о стремлении Пирсона к объективности.
При том, что отношение автора к своему герою здесь явно пристрастно - Пирсон
любит Скотта и преклоняется перед силой его личности, - жизненный и
творческий путь сэра Вальтера биографом отнюдь не выпрямлен, углы не
сглажены, противоречия не обойдены. Подлинно великий человек остается
великим при всех своих слабостях, а Скотт был человеком великим. Фигура
умолчания тут, кроме тех случаев, когда она продиктована соображениями
этики, едва ли уместна: она не плодотворна для серьезного и толково
составленного жизнеописания. Видимо, Пирсон исходил из этого принципа, а
поскольку в герои своих книг он, как правило, выбирал людей, безусловно,
выдающихся, то и большинство написанных им биографий отмечены этой
объективностью. Хочется подчеркнуть: объективностью, а не объективизмом -
ведь своего личного отношения к герою Пирсон вовсе не скрывает. Местами он
даже излишне эмоционален, и Скотт в его оценке выступает слишком уж
непревзойденной по всем статьям натурой.
Ясно, конечно, что Скотт не нуждается в дополнительном возвеличении и
чрезмерных восторгах - он достаточно велик сам по себе, и приводимые
Пирсоном факты говорят об этом более чем красноречиво. Тем более
огорчительно, когда Пирсон как бы забывает о фактах и отходит от
объективности в изображении некоторых второстепенных персонажей биографии.
Скажем, герцог Веллингтон, действительно гениальный полководец и патриот,
однако далеко не прогрессивный деятель торийского кабинета министров, в
обрисовке Пирсона не лишен "хрестоматийного глянца". С другой стороны, один
из крупнейших поэтов английского, да и всего европейского романтизма, С. Т.
Колридж, выведен на страницах книги в подчеркнуто приземленных
обстоятельствах, даже комичных, что скрадывает истинные масштабы его
дарования и его значение в истории литературы. Едва ли справедлив Пирсон и
по отношению к многолетнему другу Скотта Джоанне Бейли. Если сам Скотт был
чрезмерно высокого мнения о достоинствах ее стихотворных трагедий, то его
биограф, напротив, дает им неоправданно уничижительную оценку. Время же
показало, что Джоанна Бейли, разработавшая жанр романтической трагедии в
стихах, заняла в истории литературы хотя и скромное, но определенное место.
Не повезло у Пирсона и Джеймсу Хоггу: этот "чудак" и забулдыга на самом деле
был значительным шотландским поэтом, чего из книги никак не следует. В ряде
случаев занижение оценок происходит у Пирсона, вероятно, помимо воли автора.
"Светильники горят ярче, когда стоят далеко один от другого, - замечал
Скотт, - поставьте их рядышком - и каждый в отдельности померкнет в сиянии
соседних". Скотт был не светильником - светилом первой величины, и его
сияние, попятно, поубавило блеска менее крупным дарованиям. Однако в других
случаях характеристики, которые дает Пирсон, обнаруживают свойственный этому
биографу консерватизм. Так, например, происходит с уже упомянутым портретом
герцога Веллингтона. Так происходит тогда, когда биограф, с диккенсовским
презрением* живописуя политическую свистопляску вокруг Билля о реформе,
выносит за одни скобки ("толпа") и трудящихся, искренне веривших, что