"Вера Пирожкова. Потерянное поколение: Воспоминания о детстве и юности " - читать интересную книгу автора

жена - 25. Она была некрасивая и в те времена считалась уже "старой девой";
пошла ли она за дедушку только для того, чтобы вообще выйти замуж, или он ей
нравился, не знаю. А понравиться мог он и молодой высокого роста, статный, с
правильными чертами лица, русой окладистой бородой и русыми волосами,
дедушка походил на древнего боярина как их изображали. Может быть, поэтому в
их семье держалась легенда что они происходят от боярина, бежавшего от гнева
Ивана Грозного в вольный тогда еще Псков. Имени своего он, однако, не
называл и жил как простой человек, его прозвали "новый человек", откуда и
произошла фамилия дедушки Новиков. Выйдя замуж за дедушку, Мария Ивановна
(бабушкой я ее никогда не звала) переняла 6-летнего Володю и 2-летнюю
Наташу. Увы, она была мачехой из сказки. Детей она терпеть не могла и
буквально издевалась над ними. Дедушку я помню уже стариком, он умер в 1927
году, 76-ти лет отроду. Помню похороны и крик и вой Марии Ивановны, которые
мне, малышке, тогда казались фальшивыми. Мария Ивановна жила еще долго на
маленькую пенсию вдовы, мы ее подкармливали и давали немного денег, так же,
как и Наташа, несмотря на свое тяжелое детство. Наташа подолгу живала в доме
своих родителей после их свадьбы, она была в возрасте моих старших братьев и
сестер. Но потом все же возвращалась в дом отца и мачехи.
В гражданскую войну дядя Володя ушел в армию Юденича и погиб. А Наташа,
жившая тогда у отца и мачехи, влюбилась в красного партизана. В нашей сугубо
антикоммунистической семье, где партийных вообще не было, ни дяди, ни тети,
ни брат, ни сестры, ни их мужья не были и близко к партии, появилось
страшное родство. Говорят: "в семье не без урода".
Сыграло ли тяжелое детство роль или просто была безумная любовь? Наташа
вышла замуж за своего партизана, а он сделал соответствующую карьеру. В 1928
году муж моей тети, Суворовский, был начальником ГПУ в Армавире. Отчего мой
глубоко принципиальный отец не прервал всякой связи с этим родством, не могу
сказать. Но я помню, что в Армавире они решили покатать нас на автомобиле,
что тогда было редкостью. Мы ехали в открытом автомобиле, но дороги были
такие плохие, что шофер сумел завязить машину в грязь. Ее вытаскивали потом
с помощью лошадей, а мы вернулись в Армавир в грязном пригородном поезде.
Помню, как побледнел шофер, когда он завязил машину, как побледнел мой отец,
как сверкали его глаза, когда он, приступив к Суворовскому, говорил: "Дайте
мне слово, что шоферу ничего не будет!". Тот дал. Сдержал ли?
Второй раз мы были у них зимой в Орле, куда Суворовский был переведен
на ту же должность. Мне было тогда 10 лет.
Помню катанье на коньках с моим ровесником, двоюродным братом Сережей,
их единственным ребенком. Но помню и другое. Отец пошел гулять с
Суворовским. Когда он вернулся, был бледен и снова глаза его сверкали. Не
обращая внимания на мое присутствие, он сказал матери: "Я ему все сказал,
все о коллективизации, он же крестьянский сын, да и вообще". Побледнела и
мама и со страхом (муж сестры, но...) спросила: "А он?" Отец ответил: "Он
всю дорогу молчал, не проронил ни одного слова".
Для моего отца разговор этот прошел без последствий. Но понадобилось 5
лет для того, чтобы Суворовский очнулся, 5 лет и гонения на своих,
партийных. В 1936 году он, уходя на закрытое партийное заседание, сказал
своей жене: "Я им скажу все". И до чего же люди находились под гипнозом
своей партии! Они говорили "все" только на своих закрытых собраниях. Ведь
знал же он, что не вернется с этого собрания домой, но въевшаяся партийная
дисциплина заставила его сказать "все" лишь на закрытом собрании. Домой он