"Вера Пирожкова. Потерянное поколение: Воспоминания о детстве и юности " - читать интересную книгу автора

Эдварда, была замужем за русским студентом, изучавшим в Ленинграде горное
дело. У нее было уже двое детей, два мальчика, и на моей памяти ожидался
третий ребенок, причем мы все, ученики, радовались за них и желали им
девочку, которая и родилась. Старшая сестра, тоже дававшая уроки немецкого
языка частным образом, и Л.А. помогали тянуть молодую семью, пока муж и отец
учился. Вскоре после рождения дочери, названной Людмилой (чтобы она была
людям мила), муж Эдварды окончил Горный институт и получил место в Липецке,
на сланцевых разработках. С ним и его семьей уехали его теща и свояченица,
но Л.А. осталась со своими учениками. Она сказала: "Теперь я им больше не
нужна". Я продолжала брать у нес уроки и тогда, когда начала посещать школу.
Мне было 14 лет, когда эту семью постигла обычная советская судьба.
Молодой инженер был арестован: как говорили сначала, пропал без вести. Тогда
Л.А. собралась в дорогу. "Теперь я им опять нужна", - сказала она. Я ощущала
ее отъезд как большую личную потерю и ни за что не хотела ни с кем другим
продолжать занятия немецким языком. Мы остались в переписке, но приходившие
известия были одно хуже другого. Сначала заболела скарлатиной маленькая
Людмила и умерла. Она не успела стать милой людям. Потом заболели брюшным
тифом Эдварда и ее мать. Старая мать выздоровела, а молодая умерла. На руках
тетки и двух бабушек остались осиротевшие мальчики 7-ми и 5-ти лет. И тогда
пришло из лагеря первое письмо их отца. Две старые женщины долго плакали над
этим письмом, не зная, как сообщить мужу и отцу, что ни жены, ни дочери уже
нет в живых. Как-то они все же написали. Отец, работавший по специальности и
в заключении, - видимо, он был арестован только потому, что понадобился
бесплатный специалист, - скопил из грошей, которые платили таким заключенным
для возможности прикупить пищу в лагерном ларьке, маленькую сумму и прислал
ее из лагеря для сыновей. Деньги, конечно, отослали обратно. Три женщины
могли все же вытянуть двух детей. Война прервала нашу связь, об их
дальнейшей судьбе я ничего не знаю.
Зимой 1928 года мой отец перенес очень тяжелый грипп, он был на краю
смерти. Шестилетняя, я тогда еще неясно поняла опасность, но заметила, что
мама плачет иногда в уголке. В те времена людей со слабыми бронхами или
легкими врачи посылали на юг, и моему отцу после выздоровления посоветовали
поехать летом туда.
Это была моя первая поездка на Кавказ. Мы провели несколько недель в
Геленджике, где мне исполнилось 7 лет. Но не море и не кавказское предгорье
поразили меня тогда больше всего, а темные и теплые ночи. Я привыкла к тому,
что если ночи темные, то они весьма холодные, а теплые ночи летом - светлые.
Темные и теплые ночи были моих глазах тогда природной аномалией и очень меня
удивили.
По дороге мы сделали остановку в Армавире, и для того, чтобы объяснить,
с кем мы там встретились, надо вернуться далеко назад.
Моя бабушка с материнской стороны скончалась 39-ти лет при род ее
последнего ребенка. Мама, первый ребенок в семье, была тогда уж замужем,
жила в Петербурге и ожидала своего второго ребенка. Мой дядя Василий, на
полтора года младше матери, учился в Петербурге институте путей сообщения.
Потом он трагически погиб: проходя практику на железной дороге, он попал под
ранжирующий паровоз и был насмерть раздавлен. Сестра мамы Анна, на три года
младше ее, была еще дома, но вскоре вышла замуж и тоже переехала в
Петербург. В доме оставались 4-летний сын Володя и новорожденная Наташа.
Через два года дедушка женился второй раз. Ему было 50 лет, а его второй