"Вера Пирожкова. Потерянное поколение: Воспоминания о детстве и юности " - читать интересную книгу автора

он не найдет квартиры, мосле того, как хранил дом почти 9 лет, что не взял
адвоката, а священник взял очень ловкого. Последний предъявил дополнительный
иск: оплатить все яблоки из сада, которые мы съели за 9 лет. Этим
дополнительным иском, который он сам не брал всерьез, он дал возможность
суду "проявить справедливость": яблочный иск был отклонен, но в главном
пункте мой отец проиграл - мы должны были немедленно выехать из дома.
Священник торжествовал.
Знакомые помогли найти наскоро квартиру, бывшую барскую, с большими
комнатами, высокими потолками, камином в большой комнате и... испорченными
печами. Топить их было нельзя. В открытом камине мы сожгли много дров, но
помещение не нагревалось. Мы ходили в квартире в валенках и зимнем пальто, у
меня, пятилетней, пухли пальчики от холода.
Остается добавить, что НЭП скоро кончился. Дом свой священник потерял,
да и сам, кажется, был арестован. Я не знаю точно его судьбы. Мои родители
избегали говорить об этом и никогда не злорадствовали. Мне же пришлось еще
бывать в этом доме, набитом, как все дома в СССР, жильцами. Там жили две
сестры-учительницы, у которых училась и я. Сада уже не было.
Мы же нашли к весне хорошую квартиру, где и жили долго. Это был
деревянный двухэтажный дом с четырьмя квартирами, в каждой 5 комнат и кухня.
Сначала мы заняли целиком одну из этих квартир, с окнами на восток и юг,
очень солнечную и теплую. Было в ней все, что полагается: столовая,
гостиная, папин кабинет, спальня родителей и моя детская.
Но шик этот длился недолго. Начались уплотнения, и мои родители сначала
добровольно взяли в квартиру двух сестер - студенток педагогического
техникума, ликвидировав детскую. Но потом пришлось отдать две комнаты. У них
был отдельный вход из коридора, а столовая переехала в гостиную. Так как
через все комнаты можно было пройти сквозь внутренние двери и из двух был
выход в коридор, то к отданным двум можно было бы присоединить и еще одну,
отняв ее у нас. На это многие и покушались. За третью комнату мои родители
одно время вели изнурительную борьбу и отстоять ее удалось только потому,
что в Пскове открылся Педвуз и мой отец, став там доцентом по высшей
алгебре, получил право на кабинет для занятий.
И к этому дому принадлежал сад. Псков прежде вообще утопал в садах. Все
это умирало на глазах. В саду при доме было тоже много яблонь, кроме того,
кусты малины, черной и красной смородины. Жильцы решили снимать урожай и
делить по количеству членов семей, а детям разрешить ходить в сад и есть
ягоды с куста, сколько они хотят. Вначале это было объедание крупной малиной
и смородиной, да и яблок каждая семья получала порядочно. Но снимать и
делить урожай хотели все, а ухаживать за кустами и деревьями не хотел или не
умел никто. Сначала погибли кусты, не было уже ни малины, ни смородины.
Потом постепенно перемерзли не утеплявшиеся зимой яблони. Дольше всех
держалась яблоня с китайскими яблочками, и их еще собирали для варенья.
Потом и она капитулировала.
Та же судьба постигла и другие фруктовые сады Пскова. И потом, если мы
лично и имели яблоки, то только потому, что на той же улице наша старая
знакомая сохранила свой маленький домик и садик при нем. Она продавала
яблоки хорошим знакомым. В государственных магазинах яблок, конечно, не
было, да и на колхозном рынке, которым жил весь город, яблоки не
продавались.
Исчезла, кстати, и рыба в прежде очень рыбном Пскове: две реки,