"Вера Пирожкова. Потерянное поколение: Воспоминания о детстве и юности " - читать интересную книгу автора

поправляемых это редко вызывает восторг, скорее, наоборот, неудовольствие и
возмущение, даже если поправляющий вполне прав или, вернее, в особенности,
если он нрав. Да и нужно ли всегда поправлять всех заблуждающихся и
ошибающихся? В иных случаях бывает необходимым предпринять попытку, а в иных
лучше оставить людей с их ошибками и иллюзиями. Всех и всего все равно не
исправишь, не поправишь и не выровняешь. Да и что правильно, а что
неправильно? Для романтика - Венера, в самом деле, вечерняя звезда, какое
ему дело до терминологии астрономов? Только одно: клевету на другого
человека, сознательную или ошибочную, всегда нужно снимать, если есть для
этого возможность. Когда я родилась, только сестра Лена была еще дома, но и
она вскоре вышла замуж и уехала в Петроград. Таня была уже раньше замужем, и
у нее был шестимесячный сын, так что мама часто нянчила вместе дочь и внука,
чтобы дать Тане возможность пойти куда-нибудь с мужем. Но и их семья вскоре
перебралась в Петроград.
Моего отца арестовали, когда мне было три года. Таня сейчас же приехала
из Петрограда, чтобы помочь маме. Пока мама ходила по инстанциям и стояла в
очереди для передач, Таня возилась со мной. Я хорошо помню серую тюремную
стену и маленькие зарешеченные окна под козырьком, помню, как Таня высоко
поднимала меня на вытянутых руках, чтобы отец мог меня увидеть из своего
подслеповатого окошка. При отступлении в 1941 году поджигательные команды
советских войск подожгли и эту тюрьму с политическими заключенными. Среди
сгоревших живьем или задохшихся от дыма был и один мой бывший школьный
учитель. Но об этом после.
История, отчего мы должны были выехать из нашего дома, около которого
происходило во время гражданской войны много страшного, малоприятна. Но, как
говорится, слова из песни не выкинешь.
Дом этот до революции принадлежал священнику. Последний сразу почуял
опасность для себя и семьи и решил уехать куда-то подальше, где его не
знали. Он надеялся вернуться, если победят белые, и упросил моих родителей
поселиться в доме, так как моего отца, преподавателя математики, мол, не
тронут и красные, а дом и сад будут сохранены. Мои родители согласились. 9
лет они ничего об этом священнике и его семье не слышали и не знали. Моих
родителей, действительно, не тронули. Я не знаю, каким образом были
урегулированы права на владение этим домом, каковыми мой отец, конечно, не
обладал, но мы жили 15 этом доме, и самый дом, мебель и сад были в полной
сохранности. Осенью 1926 года этот священник неожиданно вернулся с семьей.
Он решил, что НЭП укрепился и что ему бояться нечего. Из страны они не
уезжали, были где-то на Урале у родственников. Мои родители приветствовали
их радостно. Но они сразу же потребовали, чтобы мы выехали из дома, который
был достаточно обширен, чтобы поместиться временно нам всем, тем более, что
наша семья к тому времени стала маленькой. Мой отец ни в коем случае не
намерен был оставаться в доме после возвращения хозяина, но попросил
подождать, пока мы найдем подходящую квартиру, что уже тогда в снова
наполнившимся Пскове было не так легко. Выезжать глядя на зиму с маленьким
ребенком куда попало мои родители, конечно, не хотели. Но священник
потребовал, чтобы мы выехали немедленно, а куда, это ему все равно. Мой отец
отказался, сказав, что будет искать квартиру и мы выедем, как только найдем
подходящую, но не раньше. Тогда священник подал на моего отца в народный
суд. Он требовал, чтобы мы немедленно выехали.
Мой отец был настолько уверен в своем праве остаться в этом доме, пока