"Борис Пильняк. Третья столица (Повесть)" - читать интересную книгу автора

нин, с трубкою в зубах, перед сном. Русский профессор заспорил с латы-
шем.
... - В России крепостное право, экономически изжитое, привело к лю-
доедству. В России людоедство, как бытовое явление, - сказал латыш.
- Да, моя родина, моя мать - Россия, - сказал профессор: - каждому
русскому Россия, нищая, разутая, бесхлебная, кладбищенская - величайшей
скорбью была - и радостью величайшей, всеми человеческими ощущениями,
доведенными до судороги, - ибо те русские, что не были в ней в эти годы,
забыли об основном человеческом - о способности привыкать ко всему, об
умении человека применяться: - Россия вшивая, сектантская, распопья,
распопьи-упорная, миру выкинувшая Третий Интернационал, себе уделившая
большевистскую смуту, людоедство, национальное нищенство.
Говорили почему-то оба: профессор и латышский капиталист по-немецки,
но слово - людоедство - употребленное несколько раз, каждый раз именова-
ли по-русски, понижая голос. Латышу, сраставшемуся с Россией детством и
десятилетиями зрелой жизни, ему ведь часто ночами, спросонья в полусне
мерещились тысячи серых рук у глотки, высохшие груди из России, с плохой
какой-то картинки, тогда его мучила одышка вспоминалась молодость, всег-
да необыкновенная, ему было тоскливо лежать в простынях, он пил содовую
и старчески уже думал о том, что он боится - не понимает - России и от-
гонял мысли, ибо не понимать было физически мучительно.
В купэ горели ночные фиолетовые рожки, светили полумраком. Англичанин
выкурил трубку, ушел. Поезд замедлил ход. В'езжали в коридор, по вагонам
пошли польские пограничники, позвякивая шпорами. Профессор заговорил об
аусфуре. Пограничники ушли, за окнами в небе светила мутная луна, - ко-
ридор опустел, вагон затих. Едва пахло сигарами, фиолетовые рожки свети-
ли полумраком. Тогда по коридору бесшумно прошел помощник проводника,
собрал у дверей башмаки и понес их к себе чистить, - у проводников за
плотно притворенной дверью горело электричество, на столике стояла бу-
тылка коньяка, на диване против проводника сидел джентльмен, французский
шпион, составлял списки едущих в Россию. Разговаривали по-французски, -
мальчишка чистил башмаки.
На другой день к полдню, у Эйдкунена появился снег, - проводники рас-
порядились к вечеру затопить вагоны. В Эйдкунене, на таможенный осмотр,
американцы вышли в дэмисезонных пальто, в дорожных кэпи, с шарфами нару-
жу, перекинутыми через плечо, в желтых ботинках и крагах; американцы на
платформе немножко поиграли - в импровизированную игру вроде той, кото-
рою мальчишки в России и Норвегии занимаются на льду: катали по асфальту
глышки, и тот, кому этой глышкой попадали в башмак, должен был попасть
другому и бегать за глышкой, если она пролетала мимо. Русский профессор
заговорил обеспокоенно об аус-фуре - с российским курьером, у курьера
болели зубы, он молчал, - профессор вез с собой кожаную куртку, коричне-
вую, совершенно новую, купленную в Германии, - в сущности нищенскую, - и
у него не было разрешения на вывоз; латыш посоветовал выпороть с ворот-
ника клеймо фирмы, профессор поспешно выпорол; в таможенной конторе нем-
цы, в зеленых фуражках, кланяющихся туда и обратно, сплошь с усами, как
у императора Вильгельма II на карикатурах, осматривали вещи: затем каж-
дый пассажир, кроме дипломата, должен был пройти через будку для личного
осмотра, - и в этой будке у профессора, когда он вынимал из кармана
портмонэ и платок, выпал лоскутик клейма фирмы, - чиновник его поднял, -