"Валентин Пикуль. Слово и дело (книга вторая)" - читать интересную книгу автора

Восковыми пальцами Остерман растирал впалые виски.
- Тише, тише, - говорил он Миниху, озираясь. - Здесь послы саксонский и
голландский, что они отпишут своим дворам? Что мы начинаем войну? Но войны
ведь нет еще, слава всевышнему...
Вице-канцлер ударил ладонями по ободам колес и (весь в подушках, весь в
пуху и бережении от дворцовых сквозняков) въехал на коляске в сумеречные по-
кои царицы. Здесь трепетали огни множества лампадок, сурово взирал с парсуны
юродивый Тимофей Архипыч, а возле него висел портрет жеманного красавца и по-
эта - графа Плело, убитого под Данцигом. Анна Иоанновна сидела на кушетках и
вязала чулок для Петруши Бирена, сынка своего обожаемого.
- Боюся я, - сказал ей Остерман. - Ваше величество, боязно Русь в войну
бросать. А... надобно! Положение в стране столь ныне неблагоприятно, что мож-
но бунта мужицкого ждать. Газеты европейские уже сколько лет гадают: когда
революция у нас будет? А дабы бунтов избежать, - усыпляюще бубнил Остерман, -
мудрейшие правители всегда войною отвлекают народ от дел внутренних к делам
внешним. Армия же при этом тоже неопасна для престола делается, ибо, баталь-
ями занята, она лишь о викториях славных помышляет...
Но прежде чем Россия вступит в войну с Турецкой империей, дипломатия русс-
кая в трудах пребывает, готовя в политике тылы государства для безопасности.
Договориться с шахом Надиром в Персию был послан князь Сергей Голицын (сын
верховника, бывший посол в Мадриде). С дворами европейскими "конжурации" со-
юзные подготавливал граф Густав Левенвольде - обер-шталмейстер царицы.
По ночам над избами русскими да над куренями украинскими тусклым светом
разгоралась воинственная звезда Марс, и был тот свет в небесах - как рана,
старая и болящая.
Быть войне! Снова быть крови великой!
О Русь, Русь... Тебе ведь не привыкать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Через слюдяные окошки возка Левенвольде мерещились всякие чудеса, спешащие
вровень с его каретой, которая, скрипя кожею рессор, всю зиму колесила по
зябкой, слякотной от распутиц, неуютной Европе... Вена, - и посол здесь гово-
рил о турецкой угрозе для Австрии и России; Дрезден-тут Левенвольде вел дол-
гие беседы с Августом III о делах польских и курляндских; вот и Берлин,-ко-
роль прусский просил Курляндию для себя, а Левенвольде извинялся за грубость
Миниха... Миних вообще наделал забот дипломатам: по взятии Данцига, разгоря-
чась, он объявил: "А чего там король прусский скрипит своими заплатанными
ботфортами? Не взять ли мне у него Кенигсберг, паче того, к России городишко
сей горазд ближе, нежели к Берлину..."
А за Неманом синел лес и волки долго гнались за каретой посла. Остановясь
в Ковно- на ночлег, Густав Левенвольде размышлял о бытии и смысле жизни чело-
веческой. Ему казалось, что он - не он, что жизнь была, но где-то в прошлом.
"Была ли жизнь?" - спрашивал себя посол, и колокол полночной церкви, как фи-
лин, ухал в тишине древнего Ковно. Казалось, все уже было - в избытке! Он
достиг высот, о каких ранее не помышлял. Случись что-либо с Остерманом, и Ле-
венвольде заступит его место. Дворы Европы и сейчас почтительно выслушивают
Левенвольде, из-за спины которого торчат штыки неисчислимых армий русских...
Среди ночи Густав проснулся, весь в липком поту:
- Запрягайте лошадей! Еще час - и я... умру, умру! Из ночной таверны лоша-