"Валентин Пикуль. Слово и дело (книга вторая)" - читать интересную книгу автора

лел своим людям, которые по берегу шли, до заморозу не жить в тундрах. А сам
паруса "Тобола" воздел и шел на трескучий норд - шел, как слепой без поводы-
ря. Слепцы хоть палку имеют, дабы опасность нащупывать, у Овцына же одна на-
дежда - на лот! Вот и бросали они лот в мрачную глубину, балластиной свинцо-
вой грунт пробовали. Лотовая чушка салом свиным смазывалась - она как ударит-
ся о грунт, потом лот поднимут, а там - на сале - отпечатки: песок, галька,
тина...
А вокруг, куда ни глянь, тоска смертная от природы суровой: излучины, ост-
рова, поймы, снег лежалый, там песцы бегают, хвостами метеля... Пусто. Ни ду-
ши. Оторопь берет. Но - шли!
- И не идти не можем, - говорил Митенька...
Выходцеву он велел маяки и знаки по берегам ставить. Тот, старик преслав-
ный, в геодезию, будто в бабу, влюбленный, не прекословя, по жутким трясинам
лазал, выбирал места повыше - приметы ставил. У лейтенанта Овцына новый по-
мощник объявился - бывший матрос Афоня Куров, который в это плавание уже за
подштурмана шел. Борта дубельшлюпа обдер-гались уже на камнях, словно их со-
баки злые изгрызли. В иных местах - по ватерлинии - дерево бортов острыми ль-
динами в щепки перетерло. Мачты от частых ударов корпуса корабля раскачались
в гнездах своих... Однажды среди ночи Афанасий Куров разбудил рывком лейте-
нанта:
- Шуга пошла... дело худо! Упасемся ли? Не вмерзнем ли?
Овцын лежал на койке, сколоченной будто гроб тесный, а корабельная собачка
Нюшка ноги ему грела. Митенька потрогал зуб во рту, шатавшийся, и легко
встал. Исподнее за долгое плавание заковрижело. Сало, копоть, грязь - кой ме-
сяц уже не мылись. Бороду за отворот мундира сунул, подзортрубу со стола
схватил, выскочил на верхний палуб.
- Ой, ой! - сказал, дивясь перемене; а вокруг шлюпа уже шипело, тихо шеве-
лясь, белое сало шуги (еще день-два - и скует мороз Обь в панцирь, тогда всем
им - гибель). - Буди команду, - велел Овцын кают-вахтерам, а сам ветер нюхал:
откуда, думал, забирать его в паруса выгодней? - К повороту оверштаг! - ско-
мандовал сердито. - По местам стоять...
Мучился: скует реку или не скует? Дубель-шлюп сильно укачивало на шипящем
ледяном сале. Потом - бум! бум! бум! - стали они форштевнем на льдины напары-
ваться. Иной раз удары по силе таковы были, что, казалось, мачты треснут.
И все же Митенька Овцын успел команду вытащить из пасти ночи полярной -
ночи уже близкой, ночи ужасной, цинготной. "Тобол" вышел к Обдорскому зи-
мовью, и тогда лейтенант повеселел.
- Якорь, - сказал, - кидай на всю длину каната...
Якорь плюхнулся в воду, а канат - щелк! - сразу перервало, трухлявый от
сырости. Ну это ухе не беда. Стоят на берегу избы добротные, для зимы заранее
матросами строенные, и дрова лежат нарублены. Овцын был хозяином рачительным,
вперед смотрящим...
- Други милые! - объявил он матросам. - Капустка сладчайшая да хрены еду-
чие на Москве остались. Потому от боле-стей скорбутных, кои вгоняют человека
в печаль, учеными еще не исследованную, определяю вам в пропитание супы ело-
вые пополам с водкой...
И самолично проследил, как варил боцман в котлах корабельных хвою зеленую.
Получался настой крепкий, будто деготь. Хлебнешь раз - и глаза на лоб лезут:
горько! Но мудрость народная говорит ясно: горьким лечат, а сладким калечат.
И было заведено Овцыньм к неукоснительному исполнению: матрос водки не по-