"Валентин Пикуль. Слово и дело (книга вторая)" - читать интересную книгу автора

По единому слову Надира племена переселяются на пустоши, взрываются древние
плотины, затопляя пашни, возводятся новые. Старые города - за неплатеж пода-
тей! - предаются огню, безглазые жители их сгоняются в пустыни (так было с
Шемахой, когда-то цветущей). По дорогам Персии везут в клетках к Надиру
гир-канийских тигров, халдейских львов, ведут слонов из долины Ганга, медлен-
но выступают татарские верблюды. Закутанные в шелка, под струистыми паланки-
нами, проносят к Хоросану невольниц для гаремов Надира-грузинок и черкеше-
нок, сириек и китаянок, негритянок и полячек, украинок и русских.
Женщины Надиру противны, но пышность сераля - свидетель его величия... Так
пусть они едут, чтобы изнывать до смерти в золоченых клетках гаремов, в бла-
гоуханных садах, где так звончаты фонтаны, где так прекрасны розы!
А ночлеги на дорогах опасны. Старый караван-сарай, сложенный квадратом из
камня, весь унизан кельями, а внутри его - двор, и во дворе сгуртованы кони
путников. Голицын, запахнувшись в плащ, сидит на корточках перед костерком, в
котле кипит вода. Из китайской чашечки князь поддевает пальцем густую мазь
чайной эссенции, бросает ее в котел. Рука посла берется за чашку.
- Проверьте, кто ночует с нами в караван-сарае, - говорит он начальнику
конвоя. - Нет ли худых людей под нашей крышей?
Офицер Перфильев скоро возвращается.
- Чисто, - отвечает он князю. - Два араба, один англичанин, семейство ар-
мянское да девка краковская, в гарем везомая...
Тихие черные тени возникли на пороге. Это - армяне.
- Господин, - просят они посла шепотом, - спаси нас от гнева божия, дай
паспорта русские. Мы разорены, жилища наши уничтожены, а жен и дочерей наших
осквернили грязные афшары...
Голицын отвечает армянам (а в горле - комок слез):
- По договору Рештскому, не имею права отнимать под корону российскую под-
данных его величества шаха персидского. Советую вам бежать... в Астрахань!
Там множество единоплеменников ваших. Купцы армянские уважаемы на Руси, живут
счастливо и богато, нужды и притеснений не ведая. Я все сказал вам, люди доб-
рые...
С криком, из-под стражи вырвавшись, вбежала к нему полячка:
- Пан амбасадор! Добротливу пан москвичанин, бендже ласкови... мние везц
помимо власней воле... Сбавеня мние! Прекрасно было лицо юной краковянки.
- Дитька моя, - отвечал ей Голицын скорбно. - Цо я моц зробить? Мы с тоба
в крайовах нехристиански. А я - амбасадор москвичанский, но не посполитый...
Жалкую по тоби! Бардзо жалкую...
Послышался звон мечей; вошли стражи в тесных кольчугах, надетых поверх
грязных халатов; свирепо глядя на неверных, схватили краковянку и увели.
Средь ночи часто просыпался Голицын, слушал вой шакалов. Потом диким воплем
резануло в тиши, и снова - тихо. Да, снова тихо. Князь уснул. В далеком и
древнем селе Архангельском (вотчине дедовской) сейчас сыплется мягкий снежок,
стегают меж берез косые зайцы.
В узкие бойницы окошек красным клинком вошел рассвет восточный. Кара-
ван-сарай уже пуст - все отъехали. А на ворогах здания распята на гвоздях бе-
лая кожа, снятая с краковянки. В пустой комнате ворочался еще живой кусок
красного от крови мяса.
- Езжайте все, - простонал Голицын. - Я догоню вас...
В пустынном караван-сарае грянул выстрел. По каменистой дороге цокали ко-
пыта коня посольского. Голицын проезжал как раз через Гилянь, недавно отдан-