"Валентин Пикуль. Слово и дело (книга вторая)" - читать интересную книгу автора

на миг отлучился. Тыр-пыр - в народе, словно угорь скользкий. Обратно выдер-
нулся - уже при огромных деньгах: сорок семь копеек Потапу показывал, хвас-
тал:
- Академия воровская меня всему обучила. Учил нас дворянин Болховитинов -
грамотей изрядный... Како пальцы гузкой держать, како и кошелек тянуть, само-
му не пымаясь. Есть на Москве и гениусы такие, что у баб серьги из ушей вы-
нут, даже мочки не колыхнув...
Зашли в блинную, стали горку блинов съедать, макая их в масло топленое, в
мед да в сметану. Потап о себе рассказал: а Ванька Каин пожалел его, на грудь
припадая, поплакал малость:
- Как добра твоего не помнить, дяденька Потап? Нешто забыл я, как ты меня
сечь отказался? За мою-то особу ты и мучение воинское на себя принял... Спа-
сибочко тебе, Потапушка!
Тут Потап попросил у Каина:
- Деньги твои бешеные. Уж ты извиняй на просьбе меня, а поделись со мной.
Хучь гривенником... а? Ванька Каин, не споря, ему гривенник дал...
- Ведь ты благодетель мой, - и даже поцеловал Потапа.
- Теперь-то я, - сказал Потап, блины доев, - на твои деньги легкие и уйду
далеко... Подамся прочь из Москвы. Надоела!
Морозы крещенские его за Брянском настигли. Потап уже не чуял, как до
ближней деревни добраться. Дорога - все лесом и лесом, конца нет дебрям...
жутко! И вдруг веселою искоркою засветился костер. По снегу лаптями хрустя,
Потап к огню подался - от шляха, в сторону. И видит: под елкой лошаденка сто-
ит, сани-розвальни тут же, а возле огня мужик с бабой своей и детишки малые
греются. Кипит в их котле варево, булькая...
Мужик из саней топор выхватил, да - на Потапа сразу.
- Уйди, ворог! - кричал. - Ворог ты... уйди, зарублю!
Потап для опасения "засапожник" вынул - ножик страшный:
- Да нешто я вас губить стану? Не ворог я... сам погибаю.
А баба металась у огня, а детишки ревели. А над ними лес шумел - темный
лес, брянский, волчий, лисий, медвежий, разбойный!
- Окстись! - потребовал мужик, топора не опуская.
Потап перекрестил себя через лоб рукою замерзлою.
- Уж не нашего ли ты толка? - спросил мужик, топор отбросив. - Эй, мать, -
жену позвал, - гляди, он двупало крестился...
Потап руки ему свои протянул.
- Не двупало, - сказал. - Толка раскольничьего не знаю. Но померзли руки
мои. Не мог пальцы троеперстно сложить...
До огня его допустили. И каши дали. И доверились.
- Иду вот, - рассказывал мужик, носом шмыгая, - от господ Ераковых спаса-
юсь, на Ветку иду счастья да сытости искать. Един раз был там, ишо холост. Да
выгнали нас на Русь обратно! Не хошь ли, добрый человек, с нами за рубеж рос-
сийский податься?
- Далеко ль идти-то?
- Аж до самого Гомеля, там реча Сож течет, берега у ней серебряны, а донце
золотое. Стоит остров посередь воды, а на острову том - город русский. И жи-
вут богато, и власти царской не признают. Огороды там велики, сады душисты,
никто не ругается, никто не дерется, живут трезво, один другого любя по-голу-
биному. И тронуть не смогут нас там - земля польская, зарубежная.
- За рубеж-то небось опасно уйти?