"Валентин Пикуль. Фаворит (Роман-хроника времен Екатерины II в двух книгах)" - читать интересную книгу автора

ля. Ей было поручено свернуть шею канцлеру Бестужеву, а приватные свида-
ния герцогини с Мардефельдом навели царицу на мысль о разветвленном за-
говоре. Но выставить шпионку за рубежи Елизавета могла лишь после
свадьбы. Однако медицинская комиссия бракосочетанию воспротивилась:
- Его высочество Петр Федорович нужных для брака кондиций не обрел!
И надеялись, что организм великого князя окрепнет лишь через два го-
да. Но разве можно допустить, чтобы прусская шпионка еще два года толка-
лась в передних дворцовых? Летом царица ускорила миропомазание принцессы
Фике, которая восприняла от купели веру греческую, получив православное
имя - Екатерина Алексеевна.
Перед обручением Екатерина постилась, неделю просидев на рыбной пище,
облитой подсолнечным маслом. А когда в церквах провозгласили ектению за
"благоверную Екатерину Алексеевну", царица украсила шею невестки оже-
рельем в 150 000 рублей:
- Но гляди, как бы охотники не сняли с тебя...
Екатерина поняла, в кого она метит. Мать, уже не способная вести инт-
ригу в пользу Пруссии, начала интриговать против дочери. Ее сердце пре-
исполнилось грубой зависти к высокому положению Фике, которая из прин-
цессы превратилась в великую княгиню.
Гремели колокола и стреляли пушки. В ее честь!
Обретя под ногами русскую почву, Екатерина оживилась, быстро похоро-
шела. Императрица переслала ей 30 000 рублей "на булавки", которые она
тут же спустила за картами. Мотовство не укрылось от взора проница-
тельной Елизаветы. В театре она зазвала наследницу престола в свою ложу
и в присутствии Петра и Лестока устроила невестке хорошую баню:
- Что-то уж больно рано финтить стала, голубушка! Когда я в цесарев-
нах ходила, так, бывало, и соленому огурчику радовалась. А ты, едва при-
ехав, сразу мотать стала... Гляди мне!
Самое обидное было в том, что будущий супруг гнусно злорадствовал над
нею, и Екатерина сказала ему:
- Как вы можете, сударь, потешаться надо мною, если видите, что я,
ваша супруга нареченная, горько плачу?
А осенью, когда двор длинными обозами стал перетягиваться в Петер-
бург, великий князь заболел оспою. Исход болезни был еще неясен, и гер-
цогиня заранее начала хлопоты перед королем Пруссии, чтобы он подыскал
для Фике нового жениха... Петр Федорович, весь в гнойной коросте, остал-
ся лежать на станции Хотилово, а герцогиня внушала дочери, что не стоит
огорчаться:
- Еще не все потеряно! Георг Дармштадтский славный солдат. Говорят,
большой весельчак и принц Баден-Дурлахский...
Но Екатерине уже плевать на Дармштадт, ей и дела нет до Баденского
герцогства. Мать осеклась под ее упорным взглядом.
- Я вам приказываю молчать! - выпалила Екатерина...
По сторонам дороги стыли великолепные леса, в белом пуху сидели на
елках красногрудые снегири. Двое саней плыли в сверкающем безлюдье: Ели-
завета срочно повернула назад от Петербурга на Хотилово, а навстречу ей
мчались сани с Екатериною. Где-то за Новгородом встретились. Две женщины
(одна уже пожившая, все испытавшая, а другая едва вступающая в этот мир)
долго плакали в объятиях друг друга. Беспокойство царицы понятно: умри
сейчас Петр - и тогда из заточения поднимется Брауншвейгская династия.