"Валентин Пикуль. Фаворит (Роман-хроника времен Екатерины II в двух книгах)" - читать интересную книгу автора

драгунского офицера, затем разглядела и остальное. Фике справедливо ре-
шила, что увиденное ею следует скрывать от отца. А утром она заметила,
что у матери появились лишние деньги, и мать очень быстро промотала их
на всякие мелочи, против приобретения которых всегда так горячо восста-
вал скупой отец...
А скоро наступили перемены. Сначала они казались случайными, потом
закономерными и наконец обрели мощный европейский резонанс. Эти перемены
касались лично ее - маленькой и отверженной в семье принцессы Фике...
Анна Иоанновна умерла, престол России занял ее племянник Иоанн Антоно-
вич, но в морозную ночь цесаревна Елизавета, поддержанная гвардией и
мелким дворянством, выбросила Брауншвейгскую династию из царского двор-
ца. Фике теперь часто заставала мать перебирающей газеты - брюссельские,
парижские, гамбургские. Снова воскресли угасшие надежды голштинцев:
- Да, да! Уже сбываются пророчества Адама Олеария, и нашу бедную
Голштинию ожидает великое и славное будущее...
Вскоре газеты сообщили, что герцог Голштинии вытребован теткою в Рос-
сию для наследования престола, и Фридрих II моментально отреагировал:
летом 1742 года, желая угодить русскому кабинету, король произвел принца
Христиана Ангальт-Цербстского в генерал-лейтенанты, назначив его губер-
натором Штеттина.
Ликованию матери не было предела:
- Прочь из этих жалких комнатушек - в замок, в замок!..
Теперь за стулом Фике прислуживал лакей, штопаных чулок она более не
носила, к обеду ей подавали громадный кубок вкусного пива. Отныне - уже
не по легендам! - девочка по доходам семьи, по содержимому своей тарелки
материально, почти плотски, ощутила щедрую благость, исходящую от могу-
щества великой России. Затем герцог Людвиг (родной дядя Фике) призвал
своего брата Христиана в соправители Цербста, и отец стал титуловаться
герцогом. Резкий переход от ничтожества к величию отразился на нервах
матери, и она властно потребовала от мужа, чтобы во время вкушания ею
пищи играла на антресолях музыка.
- Вы знаете, друг мой, - доказывала она, - что я спокойно поедала
все, что мне дают, и без музыки. Но зато теперь, когда я стала герцоги-
ней, мой светлейший организм не воспринимает супов без нежного музы-
кального сопровождения их в желудок...
Фике страдала: она не выносила музыки - ни дурной, ни хорошей. Любая
музыка казалась ей отвратительным шумом. Голубыми невинными глазками де-
вочка исподтишка шпионила за матерью, а потом перед зеркалами копировала
ее ужимки, обезьянничала.
Никто и не заметил, как за декорациями зеленых боскетов, на фоне
трельяжных интерьеров потихоньку складывался характер будущей женщины -
все понимающей, все оценивающей, уже готовой постоять за себя. Герцогине
не могло прийти в голову, что ее дочь, замурзанная и покорная, уже давно
объявила ей жестокую войну за первенство в этом мире, и она будет вести
борьбу до полной капитуляции матери... Целый год герцогиня с дочерью
провели в Берлине, где Фике оформилась в подростка, стала длинноногой,
остроглазой вертуньей, скорой в словах и решениях. Мать хотела сделать
из дочери изящное манерное существо, вроде фарфоровой статуэтки, под
стать изысканным картинам Ватто, и даже за обеденным столом Фике держала
ноги в особых колодках, приучая их к "третьей позиции" - для начала же-