"Таисия Пьянкова. Тараканья заимка (Сб. "Время покупать черные перстни")" - читать интересную книгу автора

- Кто мерило сотворит,- отвечал тот сердитым от обиды голосом,- тому и
быть мерителем.
- Однако,- не одобрял ответа Корней.- Сам Господь и тот на сортировку
такую не решается. Ежели он и оценивает людей, то лишь после смерти. И
разбирает их не по форме да разуму, а по нажитым грехам.
- Но ведь кто, как не он, дал человеку разум? Для чего дал?
- Должно быть, для того, чтобы он управлял сутью человеческой, согласуясь
с душой.
- Ну а почему тогда только по душе судить?
- Ей все приходится брать на себя, поскольку она лишь одна нетленна. Вот и
судима оказывается она и за наплевательское к ней отношение со стороны
разума и за упрямое с нею несогласие телесной потребности нашей. А по
разуму определять - больно хитро. Ведь всяк лицедей12 мудрей семи судей, а
что точивый Пров13 - тому хоть семь умов...
- И все ж венец человека - разум!-не желал Прохор размягчить в себе
уступкой того, что в нем утрамбовалось долгим умствованием.
Но и Корней пытался держать взятую линию:
- Разум, конешно... Разум - он отец. А душа - мать,- доказывал он.- Только
при полном их здоровании да согласии и процветает в человеке задумка
божья,- стоял он на своем, отчего Богомаз терял терпение и начинал
подергиваться.
- Хочу знать,- уже кричал он,- где она, душа-то? Где? Ты мне ее дай
поосязать,- тянул он до Корнея жилистые руки, теми же клешнями начинал
ощупывать себе голову и быстро докладывал,- разум-то наш, вот он. Тут,-
стучал он по волосатому черепу казанками пальцев.- А душа? Где она? В этом
месте - сердце,- тыкал он себя в грудь,- в этом-рубец, ниже - требуха. А
душа где? Чего-то я ее, сколь ни шупаю, не могу в себе обнаружить.
- Плохо твое дело, коли ты не чуешь .ее,- вздыхал с печалью Корней.- Разум
в человеке прикидкою да своевы-годой сказывается, а душа - заботой и болью
обо всем окружении. В тебе душа не болит, вот ты ее и не чуешь. Она у тебя
в самодовольстве жиреет, чего ей трепыхаться? Надо в тебе немного спесь
охолодить; понять бы тебе то, что нету на земле человека людее всех
остальных. Нету и никогда не будет. Может, тогда душа твоя и очнется...
Чужих советов Дикий Богомаз ценить не умел, поскольку и впрямь походило на
то, что душа его пребывает в глубоком обмороке, а голова в бреду. Вот
тогда, ничего не выспоривший, подскакивал он на свои ходули и принимался
на них бегать чуть ли не по стенам. В котухе раздолья оказывалось
маловато, так его выносило за порог. Там он начинал хлобыстать дверями,
притворами, калиткой. Набегавшись, возвращался в избу, забивался в
какой-нибудь угол и приступал заново накапливать чванство.
Корней же оставался в котухе размышлять о том, что каких только людей ни
плодит наша Земля.
Людское это многообразие вскоре подтверждалось появлением в закуте
Мокшея-балалаешника. Страсть какой конопатый Мокшей впяливался в клетуху с
цыганским выплясом. Выкинувши коленце, он с хохотом кидался обнимать
Корнея, тормошил его, как будто желал пробудить в нем особое до себя
внимание, а там залюбленной девкою закатывал глаза.
- Хочу зеленый пинжак,- взывал он в потолок.- Ой, как хочу! И штаны хочу.
Какого цвета штаны у фазана?- подталкивал он Корнея игривым плечом.-
Кирпичного? Шей кирпичные. У тебя тут уйма всяких отрезков. Сваргань