"Юрий Петухов. Черный дом" - читать интересную книгу автора

пытались усовестить "внучков". Старушки не жалели себя, до хрипоты твердили
и про одну родину, и про то, что все русские... "Внучкам" было плевать на
агитацию и на самих старух, им хотелось если уж не в дом родной на побывку,
то хотя бы в казарму. У "внучков" все эти "москвичи проклятые", которые
никак не хотели тихо работать себе да посапывать в две дырочки, вызывали
раздражение. Старушек было мало. А по Новому Арбату двигались туда-сюда
огромные, равнодушно-жующие, пестрые толпы с влажными и отсутствующими
глазами. Всем было на все плевать, сто раз плевать - окружай всенародно
избранных, мори их голодом, верши чего хошь, оцепляй чего не лень, бей и
убивай кого следует - плевать и еще раз плевать! Эти сытые толпы с уже не
русскими глазами навевали уныние еще большее, чем бронированные цепи
автоматчиков. Добивал контраст: старушки и ветераны у цепей, редкие
парни-шечки и женщины были как-то бедненько, простенько одеты, потерты да
исхудалы, с тенями и желваками на лицах, полуизможденных, тревожных. А в
толпах ходили все сытые Да холеные, упитанные и отнюдь не бледные. Толпам
было хорошо, и потому им ничего больше и не надо было. Ветеранам и старушкам
хотелось чего-то большего. Никому ничего не надо! Эти слова в последние годы
стали нашей национальной поговоркой. Никому. Ничего. Не надо. День был
загублен. Душа рвалась туда, к баррикадам, на которые с оцепенелой тупостью
бросали то поливальные машины, то желтые бульдозеры, то рати омоновцев. Но
на баррикадах сидел люд крутой и тертый, атаки отбивали, справлялись.
Железными чудищами стыли в унынии бронетранспортеры с задранными стволами,
сновало множество желтых, синих, белых машин с мигалками, сотни минираций
тряслись в красных руках озабоченных милицейских чинов и "военачальников",
гудело, сопело что-то, сигналило, и беспрерывно, впустую суетилось,
суетилось, суетилось... будто в идиотическом авангардистском фильме
маразматического абсурда. Никому ничего не было надо! Вот и все. А черные
дымы ползли в небо, огромными, мрачными, извивающимися свечами. Жгли толь,
покрышки, резину всякую. Дважды обходил я офомное, ощетиненное стволами
внешнее кольцо, пытался проскользнуть к восставшим двориками - один паренек
присоветовал, мол, только что сам оттуда, два раза туда-сюда ходил. Не
тут-то было! В дворах, будто сошедшие с видеолент американских боевиков
сидели, стояли, топтались совсем уже не похожие на русских, вооруженные до
зубов, закамуфлированные, замотанные до глаз зверовид-ные головорезы -
спецназ, а какой, разве разберешь, когда их столько развелось. При
приближении к ним, головорезы вставали и делали шаг вперед, эти уже не
предупреждали, они готовы были размяться, скучно им было. А мне казалось
почему-то, вот отдежурят свою смену, получат за сиденье и топтанье, за
крушение челюстей и избиение старух свои доллары, переоденутся - и вольются
в сытую, жующую толпу на Новом Арбате или тысячах таких же "арбатов" по всей
Расеюшке и будут ходить толпой туда-сюда, холеные и кормленые, с нерусскими
отсутствующими глазами. И расстраивался еще больше - где Русь? где люди
русские? где защитники земелюшки родимой и воины ее праведные? неужто все
повывелись, да выстарились в этих вот беднень-ких и простеньких старушек и
ветеранов с палками и обвязанными веревочками очками? Тоскливо было в
тоскливый этот день.
Дважды пробирался я к Дому Советов. Но там было тихо. Поблескивали
смертным блеском валы страшной спирали Бруно. Стояли ряд за рядом, шеренга
за шеренгой не просто "внучки", а отборные мордовороты, будто всех "качков"
со всей России собрали да в броню вырядили. Стояли, но пройти было можно -