"Юрий Петухов. Черный дом" - читать интересную книгу автора

меня обратно. Я поражался мужеству людей, которые выскакивали то и дело из
рощицы, подхватывали раненных, тянули их за деревья, а иногда и оставались
там же, рядом. Кто-то стонал, кричал. Но очереди заглушали все.
Наконец, когда БТРы ушли подальше, повернувшись к нам кормой, мы
врассыпную бросились через аллею. Это был отчаянный бросок. Девица в белых
брючках неслась пулей, она с лету плюхнулась под деревья, в грязь. Больше я
ее не видел. Очереди ударили запоздало. Но кто-то, по-моему, упал, не
добежал. В этой суете и в этом аду трудно было что-то разобрать.
- Давай! Быстрей! За стволы прячьтесь! - кричали нам люди из рощи.
- Помощь нужна? - спросил из мрака мужик. У него был бинт, еще какие-то
медицинские штучки.
- Все нормально, - ответил я. И тут же побежал во тьму, за ствол
здоровенного дерева. Мне уже надоело лежать на брюхе, устал и замерз, осень.
А там можно было стоять в полный рост. Я никак не мог отдышаться. Но это уже
шалили нервы. Еще через несколько минут вернулся броневик, све-танул
лампой-фарой в рощицу и шарахнул длинной очередью. Я знаю, как бьет
крупнокалиберный пулемет, сам в свое время был старшим стрелком. Посыпались
тяжелые ветви. Кто-то вскрикнул. И словно на крик шарахнули еще раз. А
"витязи" все палили очередями со всех сторон по зданиям Останкина,
резвились, крушили. Они теперь были почти не страшны нам, только с верхних
этажей самого телецентра можно было бить по залегшим в роще, но бить наугад,
вслепую, во тьму. Страшнее были БТРы-убийцы. Эти косили беспощадно.
Когда глаза мои привыкли к темноте и мраку, я увидел, что в рощице
лежат, сидят, пригнувшись, стоят за стволами тысячи людей. Почти никто не
уходил. Я перебежками сновал между обстрелами от дерева к дереву. Анпилова
не было. Ушел. Но многие повторяли как заклинание: "Нельзя уходить до утра!
Нельзя бросать ребят!" Горько плакала рядом пожилая женщина: "Бедненькие,
ребятки! Что же с ними сейчас сделают эти гады! Убийцы! Сволочи! Надо же
идти к ним, спасать, ну что вы стоите, мужики, ну сделайте хоть что-нибудь!"
С голыми руками идти под пули профессиональных убийц? На свет?! Люди
вздыхали, многие, как и я, пытались подползти из рощи поближе, к зданию. Но
очереди били в упор, из укрытий выползать было смерти подобно. Не жалели
патронов защитнички "мирового сообщества". Как их потом нахваливали наши
телевизионщики и "мастера искусств". Интеллигенция, превозносящая убийц,
называющая их спасителями... мразь! погань! Впрочем, эти нерусские "мастера"
никогда не жалели русского народа: ни в восемнадцатом, ни в тридцатых, ни в
девяносто третьем. Вдохновители палачей и подстрекатели убийц - вот вам имя,
интеллигентствующие холуи! Но там, под пулями я меньше всего думал про них.
Я не знал, что делать. Я не мог учти, ведь там еще погибали люди, если я
уйду, значит, я их брощу, и я стану предателем.
А люди, сотни, тысячилюдей, говорили вомракеи сырости об одном: "Еще
немного! Надо продержаться! Те, что уехали, давно в "белом доме", скоро
придет подмога, не может быть, чтобы не пришла, там уже, небось, наши в
Кремле, придут, выручат, не может этого быть, ведь мы же прорвались, мы же
освободили их, мы же победили! Обязательно придут". Я молчал. Я не мог им
сказать, что не придет никто. Я знал точно, не придут, но я хотел надеяться,
я хотел слепо верить, что придут, ведь день был такой чудесный. Божий День,
за нас было все Воинство Христово. Бог был с нами, а не с
изуверами-палачами... нет, не может Он нас бросить, предать! И тут же в
голове стучало: может, еще как может Он бросить нас. Ведь мы предали самих