"Юрий Петухов. Черный дом" - читать интересную книгу автора

обратно, под пули, на смерть. Я высунул голову. Очередная очередь ударила в
желтую кирпичную стену, вышибла осколки, пули отрекошетили... Но два мальца
словно с ума сошли, ползали на животах и собирали пули. Я закричал на них. И
оба неохотно, поползли к нам, в овраг.
- А ну, показывайте! Давай-ка сюда! - прикрикнул я. Наверное, слишком
резко. Надо было помягче.
На ладонях у мальчишек лежали свинцовые сплющенные от ударов пули.
Настоящие. Боевые. От раздражения и злости меня чуть не вывернуло. До
последнего мига хотелось верить, что стреляют ненастоящими, резиновыми.
Сволочи! Убийцы! Палачи! Если бы у меня в те минуты оказалось в руках
оружие, я бы, не раздумывая, открыл бы огонь по этим нелюдям. Таких нельзя
прощать. Им могли отдавать какие угодно приказы, падающий режим готов на
любые народные жертвы, но исполнять их - убивать людей, своих, русских?!
Безнаказанно и подло! Придет время и люди узнают об этом расстреле
безоружного народа у стен мэрии. Правда всплывет, как бы ни пытались
замолчать, утаить факт этой кровавой, зверской, сатанинской бойни. Что же за
мразь выросла такая за годы "перестройки", что же за подлецы и изверги?! Уже
все знали, что охранники-каратели получали от режима оплату по особому
расчету, в долларах. Но неужели загореть иудиных сребренников можно пойти на
эдакое. И не один, не десять, там были сотни убийц. Я не знал, что
происходило в те минуты в самом "белом доме". Я метался, ища выхода из этих
оврагов, строек, дворов, вырывался на верх и снова попадал под пули. На
мостовой лежали тела. Но недолго. Люди, хотя и напуганные, мертвенно белые,
но вытаскивали раненных и убитых из зоны обстрела, за деревья, за кусты, в
укрытия. И только позже, когда бойня начала затихать, наверное, там, в
"белом" решились- я услышал оттуда несколько выстрелов. Какие-то парни
бежали в открытую, паля на ходу. Их было совсем немного, по пальцам
перечесть, может, я не всех видел, но это был бросок отважных и смелых
Русских на толпу трусливых и подлых убийц. Именно толпу, даже не банду,
потому что убегали палачи в броне и касках резвее трусливых зайцев и гнусных
крыс. Это было позорище, гнусь и мерзость, они как и на Смоленской, еще
пакостней, давили друг дружку, это они в ужасе перед справедливым возмездием
проломили жалюзи на первом этаже мэрии, выбили стекла... и бежали, падали,
спотыкались и бежали, бежали, бежали... Я бросился к мэрии. Но вновь две
очереди полосанули по мостовой. Неужто кто-то из этих палачей прикрывал
отход своих поделыциков?! Я не знал. В мэрию уже врывались люди... кто-то
лежал в крови, огромные лужи бензина расползались по бетону. Я в какой-то
нелепой наивности бегал, ища, где же будут раздавать оружие. Ведь надо было
немедленно разоружать карателей, передавать автоматы, пулеметы тем, кто
умеет ими владеть. Нет, все напрасно. В какой-то нелепой суете кружил народ,
ликовал, смеялся... и выводили из мэрии карателей-палачей, выводили под
охраной, не дай Бог, кто пальчиком тронет, сияло не осеннее, а весеннее,
ярое солнце. Победа! Это было ощущение сладостной и полной победы! Омоновцы
и спец-назовцыразбежалисьтрусливыми крысами. Дзержинцы уходили сами,
спокойно, с достоинством. Их провожали радостными криками, им аплодировали,
называли молодцами, героями, играла гармошка, выводили испуганного и
пригнувшегося в ожидании побоев Брагинского, других, выносили ключи от
мэрии, что-то говорили с балкона... а я не находил себе места. Я хотел
кричать: "Зачем вы их отпускаете, этих палачей?!" Ноне мог. Это была Победа!
И это было началом поражения. Убийц нельзя было отпускать. Только что они