"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

* * *


Бесчисленные легкие поцелуи в щечки, в лобик, в носик, минуя рот. Детей
нельзя целовать в рот. При мне в трамвае один вез, видимо, дочь из
детсадика домой. И измучил ее поцелуями в рот. Я сделала ему резкое
замечание через весь вагон. Он очнулся как от преступления весь малиновый
и возбужденный, а дочь несчастная лет пяти уже совершенно скисла от смеха,
от щекотки, потому что он еще ее и щекотал. Он очнулся и стал грязно меня
ругать, глядя затравленными и обиженными глазами. Откуда ему было что
знать? Он говорил то, что говорят: не лезь на хер не в свое дело.
- Посмотрите, до чего вы довели ребенка! Представляю, что вы с ней
творите дома! Это же преступление! Вагон весь ощетинился, но против меня.
- Какое вам дело, старая вы (...)! Уже давно старая женщина, а туда же!
- Я, я желаю вашему ребенку только добра. За такие дела ведь сажают.
Развратные действия с несовершеннолетними! Изнасилование детей!
- Дура на хер! Дура!
- И потом еще вы удивитесь, что она внезапно родит в двенадцать лет. И
причем не от вас.
Слава Богу, он отвлекся на меня, он горит теперь другим желанием,
задвинуть мне кулаком по харе. И может быть, теперь каждый раз, когда он
захочет подвергнуть ласкам свою дочь, он вспомнит меня и переключится на
ненависть. И опять я спасла ребенка! Я все время всех спасаю! Я одна во
всем городе в нашем микрорайоне слушаю по ночам, не закричит ли кто!
Однажды я так услышала летом в три ночи сдавленный крик: "Господи, что же
это! Господи, что же это такое!" Женский сдавленный бессильный полукрик. Я
тогда (пришел мой час) высунулась в окно и как рявкну торжественно: "Эт-то
что происходит?! Я звоню в милицию!"
(Кстати говоря, милиция охотно ездит на такие случаи, где преступник еще
тут: сразу стопроцентная раскрывае-мость! Это я знаю по опыту своих
исследований.) Немедленно высунулись еще в одно окно, пониже, кто-то еще
закричал, и буквально через две минуты я увидела, что издали бегут двое на
помощь. Моя задача была его спугнуть, чтоб он ее бросил, ничего не успев.
- Да, да, товарищ, он здесь, сюда, вот в кустах! (несмотря на то что им
еще было бежать метров сто).
И мгновенно он выскочил из кустов и умчался за угол. И тут женщина в
кустах громко заплакала. Представляю себе ее ужас и омерзение, когда тебя
душат зверски и бьют головой о стену.
Я сама с омерзением чувствовала на себе чужие руки, когда что-то
затрепыхалось у моего бока в метро, как змея, настырно лезущая в кишки:
грубо шарили у меня в сумке. Я обернулась и крикнула: "Это что же вы ко
мне залезли в сумку!" И сразу три человека из моего окружения, смеющаяся
женщина и два черных почти бритых мужика, стали быстро уходить, вместе с
моим, тоже черным и бритым, и исчезли в толпе. Итак, мы побеждаем!
Нести просвещение, юридическое просвещение в эту темную гущу, в эту толпу!
Воплощенная черная совесть народа говорит во мне, и я как бы не сама, я
как пифия вещаю. Кто бы слышал мои мысли в школах, в лагерях, в красных
уголках, дети сжимаются и дрожат, но они запомнят!
И плюс мое горе сидит всегда рядом со мной, я о нем забываю, а дети
смотрят то на него, то на меня, воспринимая нас обоих как неизбежное одно