"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

сдохли, но при этом лично я им мешала. Парадоск! Как говорит Нюра, кости
долбящая соседка.
Андрюша играл в футбол и хоккей, к девятому классу у него было шрамов на
голове и на лице, как у боевого кота. Его приводили со двора ребята,
бледные от страха, а он ковылял то окровавленный, то с пробитой ступней,
то его поднимали от проволоки без сознания (наши активистки во дворе,
взбодрившись на почве политических свобод, вскопали газоны, сволочи,
посадили что-то и застолбили свои раскопки натянутой невидимой проволокой
на высоте детского горла). Другой раз деточки играли в ножички отточенной
ножкой от кровати, стальной, разумеется. Один толстый Вася промахнулся и
воткнул Андрею в ногу. В это время (дело было в молодости, но после
краснодарского случая) у меня в гостях был мой знакомый, интересный, но
женатый мужчина, однако запойный, что не мешало ему быть очень интересным.
- Старик, - сказал он Андрею, когда того привели на одной ноге с кровавым
следом на лестнице (я потом, плача, мыла), - старик, осколочное ранение?
- Ага, - ответил Андрюша.
Когда спустя шесть лет Андрей не пришел домой, а пришел в два ночи, и баба
Сима встретила его в прихожей.



* * *



Ночь.
Но по порядку. Мое визгливое солнышко уже уснуло, разметавши ножки и
ручки, сирота ты сирота, теперь бабе можно остаться наедине с бумагой и
карандашом, поскольку на авторучку мне не заработать. Ни на что мне не
заработать, Андрюша меня ограбил серьезно, это не то как раньше, когда он
бушевал на лестнице и на прощанье поджег спичками мой почтовый ящик, а
требовал он от меня ни много ни мало как четвертную и называл при этом
страшными словами и методически бил ногой в дверь, а мы с малышом, я
зажимала ему ушки, сидели на кухне.
- Я... (кричал Андрей) да я вселюсь, и будешь знать (страшные слова), дай,
такая-сякая, четвертную! Заняла мою комнату, страшно сказать, теперь
плати, страшно сказать, мать!
Мать матом.
Моя звездочка не плакал, а только трясся. Но, по счастью, Андрей сам трус.
Я только хваталась за Тиму, но потом не выдержала и закричала громко и
грозно:
- Вызываю милицию! Все! Звоню!


* * *


Андрей не способен никогда поверить, что я смогу вызвать милицию - к кому?
К нему, к несчастному, который так и не оправился от колонии, не мог
забыть, что с ним там творили, не мог возродиться как человек и все ходил