"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

Так что были дела, и так недавно. Перебираешь жизнь - они, мужчины, как
верстовые столбы. Работы и мужчины, а по детям хронологию, как у Чехова.
Пошло выглядит все, однако же что не выглядит пошло со стороны? Для Алены
все мои слова и выражения, я чувствую, отвратительны. К примеру, вопрос
типа "а он интересный?" - если она мне случайно выбалтывала по молодости в
восьмом классе что-то о своей подруге Ленке и ее романах. Слова в
вопросительной форме "а он интересный?" вызывали у нее столбняк и взрыв
ненависти, хотя я имела в виду только одно, а именно, что ее Ленка кобыла,
с которой шкуру еще не ворочали, а надо бы, и кому придет в голову обнять
такую кувалду, от которой в четырнадцать лет разит солдатским потом, нога
тридцать восьмого размера, волос надо лбом черный, как на сапожной щетке,
видны уже молодые усы, а под толстым задом в виде подпорок две жерди. Моя
Алена (а в том году все девочки рождались Елены, равно как теперь все
девочки, а как же, Кати) обожала этого кузнеца с усами Ленку, Ленка была
постоянно у ней на языке, и даже при тех отношениях, которые у нас
сложились к ее четырнадцати годам (отстань, отскеч, отвал и еще резкий
ответ "ты с дуба, что ли, рухнула"), - даже при этих взаимоотношениях
легенды о Ленке, в мало-мальски тихое мгновение, выкладывались мне с
упоением вплоть до первого моего вопроса:
- А он интересный?
- При чем это?
- Я в том смысле спрашиваю, что уж он-то, наверное, интересный?
- Что это такое?
Я мнусь, мне надо сказать вообще-то только одно:
- Ну, в смысле, кто на такую слониху позарится. На Ленку.
- О-хо-хо! Это на меня никто...
Известно, что девочки, у которых ушел отец из семьи, на всю жизнь имеют
комплекс брошенных жен со всеми вытекающими.
- Это на меня никто. А ей на каникулах еще в прошлом году в Гаграх проходу
не давали грузины. Ей давали восемнадцать лет! А ей было тринадцать!
- Не тридцать давали, и то хорошо.

- Ма-ма! (почти визжит)
- Слушай историю. У них в Гаграх, конечно, все бывает, бабина подруга тетя
Оля с сестрой там отдыхали, вышли на пляж в шестьдесят пять лет в халатах
на босу ногу, сердечки мои, а женщины в теле, халатики брали, мне
показывали еще в Москве, шестидесятого размера, бюсты тянут на восьмой
номер, причем неразличимы, поскольку животы у бедных как на девятом месяце.
- Тьфу!
- Слушай. Вот, говорит, не поверите, Серафимочка (это они потом нашей
бабе), каким мы пользовались в Гаграх на пляже успехом, дедушка посидел с
нами наш, сестрин муж, плюнул и больше с нами никуда не выходил. А эти
обступили, так сладко вслед чмокали, целовали даже воздух, проходу не было.
- Мама, ты... (шипит). Я просто не знаю... пошлость.
- Ну и что, он у Ленки интересный? Тоже из Гагр?
- Что ты ко мне пристала? (чуть не плачет) А дело было в том, что я
правильно видела, что та Ленка не стоит и мизинчика моей Аленушки. Моя
младшая дочь, моя красавица Аленка, мое тихое гнездышко, которое согревало
меня после бурь с Андреем в его подростковом периоде, моя Аленушка
говорила в девять лет такие слова! Мудрые слова утешения, когда произошел