"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

Ситуация была такая: еле-еле этот город Т. на нас женился, ему резко
намекнули в деканате, что будут сложности вплоть до ухода в армию, если не
женится. Мы его увидели в семье, уже когда стукнуло восемь месяцев
беременности, привела его моя страдалица, моя вечная боль, моя Алена. Он
пришел с таким видом, что они недовольны. Они с большой буквы, всея Руси и
Тернополя. Их усадили, они изволили по сторонам не глядеть, Алена вся
распухшая, юная, страшная, под глазами ямы, губы с голубизной, волосы
висят. В общем, я никогда себя не теряла ни в одной ситуации, всегда
волосы! Волосы самое главное, богатство мытых, причесанных волос! И если
есть, свежесть кожи, но это уже от прогулок, я любила тогда когда-то
прогулки, теперь скорее шныряю.
- Аленка, - говорю, - я, когда тобой ходила, я себя не теряла. Мужайся,
поди помой голову. В чем дело? Что за траур тут? Ты что, первый раз
беременна?
Она:
- Дорогой, я говорила уже тебе, что мама круглая дура?
Даже он струхнул. Но, видно, крепкий еще был паренек, еще верил в себя и в
свои силы.
Они пошли в ту комнату, в бывшую детскую, и там засели, и она носила ему
еду. Они там выкушали салат, по весеннему времени картошка с луком с
майонезом, потом бадью супу, потом последние три котлеты, которые я
вертела, слава Богу, с половиной хлеба для величины. Я ждала из тюрьмы
Андрея и экономила даже на Аленушке, не говоря о себе. Мне не надо ровным
счетом ничего, я и так полнею от чашки чая, такие пришли времена. Он (Они)
выжрали три котлеты, Алена, по-моему, осталась ни при чем. Я ей на кухне
тихо даю свою порцию, говорю пока без него:
- У мальчишки аппетит? Ешь тогда все мое. Она смотрит на меня
спокойно-спокойно, вся взбеленившись, и вдруг начинает плакать:
- Не-на-вижу! Господи, не-на-вижу!
- А что такого? Изголодался этот, я поняла. Но тебе тоже надо маленького
во чреве кормить. Он, кстати, будет вносить деньги на еду или будет
пожирать твое? У меня заработки сама знаешь, поэт много не наработает.
- Графомании, - ответила на это моя Алена. Обычный случай.
А она в это время носила своего маленького Тимофея, я же не знала, моего
Тимку, в честь какого-то тернопольского предка. Я бы ее на руках таскала,
а тогда как я могла прокормить Аленку и маленького плюс этот муж нависал
над нами, черт его нанес с ветром, труса, убоявшегося идти в армию вон из
института в случае отказа от женитьбы, убоявшегося, что его там за красоту
сделают педерастом, а через что прошел мой Андрей в лагере в таком случае,
спрашивается? Через что? Как над ним там измывались, спрашивается, и чем
окупить это страдание, раз ты за него на мои деньги ешь и пьешь? Наш муж,
таким образом, женился, скромно посидели в детской комнате плюс две
свидетельницы, не те, что были на картошке, этих он, видимо, не схотел. Я
выставила винегрет, мясо с макаронами и пирог с сухофруктами. Утром она,
продравши глаза, помчалась раньше меня на кухню и зажарила из последних
трех яиц яичницу, видимо, для одного этого мужа. Сама стояла над ним с
салфеткой, наверное, как лакей. Я попозже говорю:
- Лакей, а лакей, тут было три яйца на нас двоих, я хо- тела сделать
блинки. Есть-то не фига. Пусть платит хоть что, так-то жениться, за пищу,
неблагородно. Утром вари манну на воде. Как ты будешь, чем ты будешь,