"Михаил Петров. Гончаров и маньяк ("Гончаров") " - читать интересную книгу автора

- Но я не могу, - потея лысиной, чуть не плакал толстяк. - Тебе будет
больно.
- А так мне приятно? Или ты хочешь, чтобы я простояла в этой позе всю
оставшуюся жизнь? Послал же Бог папашу!... Рви, я кому говорю?
Трясущимися руками сердобольный отец зажал клещами шляпку гвоздя и
осторожно потянул вверх. Однако никаких видимых сдвигов не произошло. Если
не считать того, что гвоздь согнулся, а соскользнувшие клещи ударили Алену
по окровавленной кисти.
- Господи, да у тебя и в самом деле руки из задницы растут, - заревела
дочь, отталкивая плечом вконец испуганного отца. - Неужели трудно
догадаться? Положи возле руки какую-нибудь книгу и действуй клещами как
рычагом.
После десятиминутных мучений гвоздь из правой руки был вырван, а
левую, не надеясь на скулящего папашу, она освободила сама.
- Вызывай "скорую помощь" и милицию, - обрабатывая ранки перекисью,
распорядилась она. - Возможно, по горячим следам они его найдут.
- Да как же так? Да зачем же милицию? - вытирая пот, закудахтал
толстяк. - Ты же сама слышала, что он сказал, убегая. Вызовем милицию, а он
нас за это всех перережет. И "скорую" не надо. Сейчас позвоним маме, она у
нас все-таки хирург, сама все сделает как надо.
- Да ты у меня еще и трус, - кое-как наматывая бинт, сморщилась
Алена. - Ладно, сиди уж, я сама всех вызову.


Глава 5

Проводив жену на работу, а дочь в школу, Анатолий Борисович Шульгин,
на правах безработного, вновь завалился в постель, вознамериваясь
вздремнуть еще пару часиков. То, что произошло в пятницу тринадцатого
октября, постепенно стало забываться, и последние две ночи он спал
относительно спокойно. По крайней мере, его перестало посещать еженощное
видение пустых остекленевших глаз убитого ими маньяка. Первые две-три ночи
они следовали за ним неотступно, то гневливо, то жалостливо моля о пощаде.
Неверующий, он уже всерьез подумывал - не сходить ли в церковь и помолиться
за упокой мятущейся души насильника. Однако благодаря Богу и периодическому
возлиянию все прошло, и он начал входить в норму.
- Прав оказался Крымов, собаке собачья смерть! Так оно и должно быть.
Сколько девчонок мы спасли от рук этого урода?! Подумаешь, прямо душа
радуется, - счастливо улыбаясь, успокаивал свою совесть Шульгин.
Он шел перелеском неподалеку от города параллельно автомобильной
магистрали. Об этом свидетельствовал шум и грохот проезжающего рядом
транспорта. Несмотря на ясное небо и яркое солнце, здесь, в перелеске,
пониже к земле, было туманно и смутно, словно брел он в прокисшей жиже
топленого молока. И воняло соответствующе - то ли от этого тумана, то ли от
гниющего ковра палых листьев, куда по щиколотку, бесшумно и омерзительно,
проваливались ноги. Куда и зачем он шел? Этого Шульгин не знал, но какое-то
шестое, собачье чувство влекло его вперед и вперед, туда, где должно
находиться что-то фатальное и архиважное. Туман сгущался и темнел, и идти
становилось все труднее и труднее. Но он шел, падал и полз, напрягая
последние силы и хватая легкими отравленный воздух. Неожиданно перед ним