"Борис Петров. Сибирские были-небыли (рассказы) " - читать интересную книгу автора

пролито. Все побросали - избы с постройками, могилки родные, ничо не
пожалели. А все почему? Место оказалось нечистое, никак невозможно стало! И
ведь, скажи, недалече две деревни, так наши словно за Богородицею жили, а у
касьяновских все непутем да через пень-кокору.
Каждое лето, почитай, касьяновцы горели. Да как горели-то! В одном
месте полыхнет, так, считай, полпорядка смахнет. А в большеводье обязательно
топило, уж бани да огороды всегда плавали, такой у них талан был. Или взять
с хлебом. У всех окрест урожай как урожай, а у этих за зиму рожь подопреет,
осенью овсы вымерзнут от ранних инеев. Ну просто дак беда.
Главное, промеж собой худо жили. Бабы, разъязви их, сварливые - жуть,
только базлать и мастерицы. Наших и то, случалось, упрекнут: ты пошто, мол,
така полоротая, ровно касьяновская? А мужики все охламоны да драчуны, чуру
не знают. Как свадьба или святой праздник, обязательно кого-нито изувечат,
да еще не одного. Жалятся горько на свою жизнь, пошто, мол, на нас таки
напасти, за что кары Господни. Да кого там, сами же и увечат друг дружку,
брат с братом ужиться не могут, просто дак бедовал народ.
И случись тут, проходил один старичок. Он, навроде, сам из касьяновских
был, да в молодые годы куда-то подался, на золотые прииски вроде или в
понизовье на путину - не скажу точно. Дак вот он и разъяснил, а ему кто-то
прежде сказывал. Место-де у касьяновских нечистое! А как дело-то было?
Шел, значит, Бог с посошком по матушке Сибире, время было к паужину,
ага. И восхотел он в том месте отдохнуть, чаю горяченького вскипятить.
Только ему подойти, как выпорхнет у него глухарь из-под самого носа! Бог-от,
стало быть, так и прянул, отшатнулся весь, руками отгородясь, - испужался
маленько. Да и плюнул тут с досады. Место само было куда с добром -
приглядное да угожее, коли он его даже выбрал для стана. А стало нечистое,
раз плюнул, дак. Вот касьяновцы на этом злополучном месте и поселилися.
Только не судьба была, запоперечила кривая... Оно, конечно, кабы им допрежь
узнать, так другое дело. А так-то любой мог попасться - приглядное ведь
место, и не подумаешь...


Кандалы

- Жил у нас в конце деревни один старик бобыль, звали Бритый лоб - из
каторжных был, беглой. Шел, шел в Россию, из Забайкалья до нас доволокся, да
и осел: хворь его дальше не пустила. Так, бывало, сидит и сидит себе на
завалинке, на солнышко щурится. Наши деревенские его всем миром содержали.
Маманя остатки каши из чугунка выскребет - иди, скажет, Сёмка, отнеси
несчастненькому, пусть полакомится.
Раньше ведь как было? Говорили: убогому подать - Богу угодить. А
нищебродов всяких по Сибире шаталося - тьмы, большие тьмы! Каторжане беглые,
ино на заработки пробираются, ино с приисков с пустой сумой. Бредут пеши,
Христовым именем питаются, а где и своруют, что плохо лежит. И вот у хозяек
принято было: на ночь в окошке каку-никаку пищу выставлять - дело Божье, да
чтоб не шибко баловали. А у нас от тракта в стороне, конечно, реже было, вот
и содержали своего беглого. Дак он лет, однако, за двадцать на завалинке-то
просидел. Мы, робятня, соберемся к нему - рассказы слушать про каторгу да
про медные рудники...
Попал он, стало, следующим манером: в военной службе не стерпел и