"Энн Пэтчетт. Заложники " - читать интересную книгу автора

наверняка и не полностью), что оперное искусство - не для всех, но какая-то
часть его, он надеялся, была для всех. Те записи, которые он бережно хранил
у себя дома, те редкие спектакли, которые ему удавалось посмотреть на сцене,
служили ему мерой, которой он проверял собственную способность любить. Не
жена, не дочери, не работа. Он никогда не думал о том, что таким образом
трансформирует свою повседневную жизнь в оперу. Напротив того, он считал,
что без оперы некоторая часть его внутреннего "я" исчезнет без следа. В
начале второго акта, когда Риголетто и Джильда запели вместе и их голоса
слились в победное гармоническое единство, Кацуми Осокава схватил руку отца.
Он понятия не имел о том, что они говорили друг другу в тот момент, и уж тем
более не осознавал, что они играют роли отца и дочери. Он знал только одно:
ему необходимо за что-то ухватиться. Впечатление от пения было таким
сильным, что ему показалось, будто он падает вниз со своего парящего над
пустотой сиденья.
Такая любовь требует верности, а господин Осокава был верным человеком.
Он никогда не забывал о значении Верди в своей жизни. Со временем, как у
всех поклонников оперы, у него появились любимые певцы. Он собрал коллекции
записей Шварцкопфа и Сузерленда. Но более всего он верил в гений Каллас.
Свободного времени у него в жизни было очень мало, а уж тем более времени на
такое серьезное хобби. Он взял себе за правило после официальных обедов с
клиентами или после завершения ежедневной бумажной работы минут тридцать
слушать музыку. Или перед сном читать оперные либретто. До ужаса редко,
может быть, пять воскресений в год, он освобождал себе несколько часов,
чтобы прослушать какую-нибудь оперу от начала до конца. Однажды, когда ему
было далеко за сорок, он поел несвежих устриц и три дня пролежал дома с
тяжелым отравлением. Он вспоминал это время как счастливые каникулы, потому
что именно тогда он непрерывно слушал оперу Генделя "Альцина" - даже во
время сна.
Первый диск Роксаны Косс ему подарила на день рождения его старшая дочь
Кийоми. Когда она обнаружила в музыкальном магазине диск незнакомой певицы,
то решила воспользоваться случаем, ведь ее отцу было так невыносимо трудно
делать подарки. Однако больше всего ее привлекло даже не имя, а скорей
фотография женщины на диске. Как правило, фотографии оперных певиц вызывали
у нее отвращение. Они всегда смотрели на зрителя через опущенные на лицо
вуали или поверх раскрытых вееров. Роксана Косс глядела на нее совершенно
прямо, ее глаза были широко открыты, подбородок приподнят. Кийоми потянулась
к ней даже раньше, чем прочла название оперы: "Лючия ди Ламермур". Сколько
уже записей "Лючии ди Ламермур" имелось у ее отца? Это не имело значения.
Кийоми не колеблясь отдала деньги продавцу.
В тот вечер, поставив диск на плеер, господин Осокава уже не
возвращался к работе. Он снова превратился в мальчишку, руку которого в
токийском Метрополитен-холле сжимает большая и теплая рука отца. Он ставил
диск снова и снова, нетерпеливо перескакивая места, где ее голос не звучал.
Такой возвышенный, парящий и теплый голос, совершенно бесстрашный. Как могло
случиться, чтобы голос был одновременно таким сдержанным и безрассудным? Он
позвал Кийоми. Она пришла и остановилась в дверях его кабинета, собираясь
произнести: "Да?" или "Что, папа?" - но тут сама услышала голос. Голос
женщины, которая смотрит с фотографии вам прямо в глаза. Отец не сказал ни
слова, он просто указал ей рукой на плеер. Она почувствовала невообразимую
гордость от того, что совершила столь правильный поступок. Музыка говорила