"Лео Перуц. Рождение антихриста " - читать интересную книгу автора

раскаяния нельзя угодить Богу. Да ты и сам знаешь это, ведь столько раз ты
слышал эти слова от священников...
Сапожник разжал руку. Черепаховая коробочка ударилась об пол и
разлетелась на мелкие куски. Потом он обхватил голову руками и еле слышно
заговорил:
- Раскаяние, говоришь? Я падаю на колени перед каждой иконой, склоняюсь
перед каждым распятием, я досыта натерпелся страха и тревог, но вот
раскаяние... Нет, никакого раскаяния я не чувствую. То, что я тогда сделал,
я повторил бы и в другой раз, даже сели бы снова угодил на галеры.
При этих словах жена ужаснулась до глубины души. Онемев от испуга,
сидела она перед мужем, ибо для нее было полнейшей неожиданность узнать, что
сапожник отбывал срок каторжником на галере. Но она быстро собралась с духом
и не дала ему заметить свой испуг, ибо была отважной женщиной.
- Так значит, ты был на галерах, - сказала она непринужденным тоном,
будто ничего другого и не ожидала услышать. - В Монтелепро я однажды видела
целую толпу каторжников. Их вели через деревню, а на ночь заперли в стойлах
для скота, и только офицер поместился на квартире у священника. До самого
утра они пели нечестивые песни. А потом их погнали дальше, и лейтенант
заплатил священнику два скудо... На них еще были такие зеленые шапки,
зачем-то добавила она.
Сапожник вздохнул и провел ладонью по волосам.
- Долго ты пробыл на судне? - спросила жена, помолчав.
- Достаточно. Два полных года, а потом бежал. Меня искали повсюду - в
Кантанзеро, в Пиццо и в Бари, а в местечке Авола едва не схватили опять. Но
теперь меня больше не ищут. Я думаю, обо мне уже забыли. Вот только ты
теперь знаешь, и я боюсь, что скоро узнают другие, ведь женщины не умеют
долго хранить секреты. А вообще-то, я треплюсь, как самый распоследний
дурак. Кто хочет жить в покое, велит языку молчать, так учил святой Петр...
- Ты мне уже столько рассказал, - возразила жена, - что я имею право
узнать еще одну вещь: за что ты попал на галеры? Наверное, с тобой поступили
несправедливо?
Сапожник мрачно глянул на нее.
- Да нет, что было то было, - проворчал он. - Ни перед кем я не
отпирался, даже перед судьей. Так что ничего не изменится, если я скажу еще
раз. Я убил одного вымогателя, кровососа из Пизы, когда он в третий раз
послал судебного пристава описать мое имущество. Он был богат, и у него было
много родни, так они не отступились и добились от судьи, чтобы он послал
меня на галеры. Тому будет уже десять лет...
И, весь во власти воспоминаний, сапожник начал рассказывать о своей
каторжной жизни, с горечью и отвращением поминая бобовую баланду и
заплесневелый хлеб, красные халаты и полосатые штаны, обыски с раздеванием
догола, работу пилой в темном трюме, палочные удары и линьки, маету на помпе
и железный треугольник, в который заковывали шею. Потом он поведал, как ему
удалось бежать. Это воодушевило его, и, вскочив на ноги, он принялся
возбужденно жестикулировать и ходить по комнате.
- Парня, с которым нас сковывали на ночь, звали Зеркамби, Джакомо
Зеркамби. Он был подлец, бесстыжий предатель, способный на все - за полскудо
он бы высек кнутом и двенадцать апостолов. Когда он приметил, что я, стоит
ему заснуть, начинаю перепиливать железные прутья решетки, которой закрывали
люк, он заполз в угол и, не говоря ни слова, прикинулся спящим. Он был