"Евгений Пермяк. Горбатый медведь. Книга 1" - читать интересную книгу автора

обещание быть представленным к награждению в этом году, если "искусство
мягкого умиротворения сословий и впредь будет основой твердости и
непреклонности в управлении".
Какие изумительные слова! Можно без конца читать и перечитывать их и
находить новое. "Искусство мягкого умиротворения". Именно "мягкого"...
Именно "умиротворения"... И одновременно: "твердости", черт побери... и
"непреклонности в управлении". Какое изящество слога... Уж наверно сам
диктовал чиновнику особых поручений, а может быть, и собственноручно
начертал черновик и велел перебелить его ремингтонисту.
Счастливый пристав расхаживал по своему кабинету, заново меблированному
купцом Чураковым заказной вятской мебелью из карельской березы, любуясь
новым мундиром, сшитым другим дельцом, владельцем магазина готового платья,
и радуясь солнечному дню, обещающему веселый пикник в ознаменование
губернаторского письма.
- Адъютант! - крикнул за дверь пристав. - Кто ко мне?
"Адъютантом" на этот раз был неуклюжий, толстый дежурный, урядник
Ериков Он вошел и, стараясь казаться молодцеватым, каким он не был и в
давние молодые годы, доложил:
- Имею честь, ваше благородье... господин из Варшавы.
- Проси.
Григорий Савельевич Киршбаум еще не знал, как себя вести с приставом.
Взять ли на себя роль гонимого судьбой и желающего устроить свою жизнь или
воспользоваться испытанной маской неунывающего местечкового искателя
грошового счастья. Но, увидев блистательного Вишневецкого, а до этого
услышав его грассирующий голос, Киршбаум сразу же нашел нужный тон.
Почтительно поклонившись и задержав голову склоненной, затем, дождавшись
приглашения сесть, он сказал:
- Я и не думал, ваше высокое благородие, что сумею так легко и просто
представиться вам. Я действительно из Варшавы, хотя и приехал из Перми. Моя
одежда не позволяет мне назваться тем, кто я есть. А я есть предприниматель,
хотя и мелкий. Но если вашему высокому благородию будет угодно отнестись ко
мне так же благосклонно, как ко всем другим, кто живет в Мильвенском заводе
и кто приезжает в него, то ваш покорный слуга может стать на твердые ноги.
- К вашим услугам, - ответил Вишневецкий, памятуя слова из
губернаторского письма об "искусстве мягкого умиротворения". - Чем я могу
быть вам полезен?.. Пожалуйста... "Ю-Ю", короткая курка, длинный мундштук.
Поблагодарив за предложенную дорогую папиросу "Ю-Ю" и отказавшись от
нее, Киршбаум коротко рассказал о себе, начиная с Варшавы, где он родился,
где бедность не позволила ему закончить пятого класса гимназии, и он
вынужден был искать счастья в Петербурге. Не забыв обронить очень важную
подробность о своем деде - "николаевском солдате", потомкам которого
разрешалось проживать беспрепятственно во всех городах Российской империи,
Киршбаум подтвердил все это предъявленным паспортом.
- Так какой черт, досточтимый Григорий Савельевич, - удивился
Вишневецкий, читая паспорт, - заставил вас покинуть столицу и приехать в
Мильву?
- Нужда, ваше высокое благородие, господин пристав. Нужда. Наверно, вы
слышали о существовании этой неприятной дамы. Став типографским наборщиком,
я поднялся на ноги. Но, женившись, я снова оказался если не на коленях, то в
полусогнутом виде. А потом, когда появилась на свет дочь, а за ней сын...