"Евгений Андреевич Пермяк. Бабушкины кружева (сборник) " - читать интересную книгу автора

- А я думала, ты оглобля оглоблей вытянешься, а ты как Бова вырос.
Раздался радостный, одобряющий хохот. Ляпокурова, желая отплатить
комплиментом за комплимент, сказала:
- И ты, Саламатушка, за эти три годка дорогим калачом выпеклась.
Подставь-ка шею-то, я тебе на нее повесить чего-то хочу. У катеринбургских
мешочников выменяла, да для кого - не знала. Они тебе ой как глазки-то
подзеленят...
Ляпокурова полезла в карман широкой суконной юбки и вытащила оттуда
завязанные в платок крупные, тяжелые малахитовые бусы.
- А отдаривать чем я буду? - спросила Саламата, любуясь бусами.
- Да что мы, конягинской породы, что ли, кажную безделицу считать...
Носи, коли глянутся. Твой отец мне тоже без отдара бусы подарил. Не такие,
скажем, а полегче. Вот и не перетянули они меня в его сторону.
Опять послышался смех. Мать Саламаты схватила полотенце и принялась им
бить мужа.
- Ах ты, язь тебя переязь, ей бусы жаловал, а меня даже медным
колечком не одарил, даром околдовал... Я тебе сухопарые-то ноги до
последней выдергаю, изменщик бессовестный!
Теперь хохотал даже старик Шумилин. Ляпокуриха чуть не подавилась
блином. Матвей хлопал в ладоши и смеялся по-детски заливисто.
Саламата, залюбовавшись Матвеем, шепнула мне:
- Скажи на милость, сколько одному человеку дадено... Наверно, он и
сам этого не знает...
Пока отец Саламаты обещал Шумилиной в прощеное воскресенье на коленях
вымолить свои грехи, вошла Анфиса.
Тут бы я попросил вас слушать как можно внимательнее...
Анфиса вошла в розовой широкой кофте и в шелковой шумной пунцовой
юбке, отливавшей лиловым и зеленым. Ее тугая золотистая аршинная коса была
перекинута через левое плечо. Будто скользя по полу, как по льду, она
обратила на себя всеобщее внимание.
- Ты что же это, Саламата? Звала меня посумерничать, а у тебя
семьдесят семь свечек одна другой шибче горят... Как мне теперь быть, и ума
не приложу: сразу ли назад пятки или "хлеб да соль" говорить...
- Да будет тебе, Анфиса, чего не надо выдумывать, - сказала,
освобождая свое место, Шумилина. - Это конягинская дочь, - предупредила она
на всякий случай Ляпокуриху, чтобы та не брякнула что-нибудь еще.
Анфиса, конечно, знала, что у Шумилиных гости. Иначе зачем ей было так
наряжаться для сумерничания с Саламатой? Анфиса, мало сказать, обомлела,
увидев Матвея. Она, побледнев, испугалась его красоты.
А когда Матвей, знакомясь с Анфисой, сказал, что и ему посчастливилось
конягинскую полукровку добыть, Анфиса быстро нашлась и ответила на это:
- Значит, мы, Конягины, через нашу лошадь вашим, ляпокуровским, коням
родня... Тогда и говорить нечего. Все здесь свои.
Шумилина неодобрительно посмотрела на Анфису и что-то хотела сказать
ей, видимо не очень лестное, но ее опередила Ляпокуриха:
- У Конягиных семья малая, да родня большая. В редкой деревне она не
ржет по пригонам да по выпасам.
Смешок раздался сдержанный. Матвей посмотрел на мать, и по его взгляду
было видно, что эта шутка ему не понравилась.
- Я ведь, Анфиса Андреевна, - с подчеркнутым уважением обратился к ней