"Евгений Андреевич Пермяк. Бабушкины кружева (сборник) " - читать интересную книгу автора

Вскоре вошел усыновленный немтырь. Он поклонился и промычал нечто
похожее на "здравствуйте", затем сел в уголок и принялся разговаривать
пальцами с Дарьей, безразличный ко всему, кроме семечек, которые были
поданы на подносе.
Я на правах живущего в этом доме предложил Кузьме Пантелеевичу и его
сыновьям выпить для разбега по стаканчику изюмной бражки, которую Мокшариха
варила куда как хорошо.
Настя то и дело бегала на кухню, будто по хозяйству, хотя в этом и не
было никакой нужды, потому что старшая проворная дочь Мокшарихи справлялась
с подачей угощений одна.
Федор Чугуев сидел за столом рядом со мной. На нем был легкий, помятый
в дорожном мешке пиджачонко, надетый поверх добротной чесучовой рубахи,
вышитой по вороту синими цветками. Вышитой руками Мокшарихи и ею же
подаренной в канун праздника.
Двоеданов, разглядывая рубаху, спросил:
- Это кто же тебя, Федор, такой дорогой рубахой одарил? Если по узору
судить, так чья-то здешняя игла его вышила. Любят, видно, тебя еще
бабы-то...
Мокшариха никому не прощала вольностей, и она ответила Двоеданову куда
прямее, чем, может быть, ей хотелось:
- Не разглядывал бы ты, Кузьма, мой тоскливый вдовий узор. Я ведь не
разглядываю на твоей рубахе жаркую и не по годам молодую вышивку... Чокнись
лучше с Федором Семеновичем, он ведь тоже дорогим гостем сидит за моим
столом.
Считая на этом разговор законченным, Степанида приветливо потрепала по
щеке Феклушу.
Умный Двоеданов постарался не понять намека и в продолжение всего
застолья был очень внимателен к Федору Чугуеву. Но в этот вечер
двоедановскому языку суждено было сделать еще один промах. Он, справляясь о
Шоше, не желая, оскорбил Настю.
- А шерстобит-то где? - спросил Двоеданов. - Боится, что ли, он на
люди показаться? Сбренчал бы нам на струне - глядишь, и поднесли бы
чарочку. Мы ведь люди не гордые, всех жалуем, кого хочешь за один стол с
собой посадим.
Настя, вспыхнув, ответила:
- Взаперти я его держу. Боюсь, как бы красоту его не сглазили. Да и
рубаху новую я ему еще недовышила.
Кузьма Пантелеевич, видя, что его шутка не удалась, перевел взгляд на
Мокшариху, будто спрашивал: "Как все это понимать?" И Мокшариха, будто
поняв вопрос, разъяснила:
- Это от бабки у нее. Бабка, покойница, ее учила: "Ты, говорит, Настя,
о журавле думай, а синицу из рук не выпускай". Вот и держит она Шошу в
кухне. К тому же бабка наказывала ей, что не всякая долгоногая птица
журавль и не всякая мала птаха синица. Другая с виду воробей, а на проверку
соловей.
Тогда Двоеданов спросил прямо:
- К чему на помолвке такие слова?
И Степанида ответила:
- Это на какой же на такой помолвке? Уж не на моей ли с тобой, Кузьма
Пантелеевич? Так я будто замуж не собираюсь...