"Евгений Андреевич Пермяк. Бабушкины кружева (сборник) " - читать интересную книгу автора

- Вот она где! - прозвенела малиновым колокольцем Настя, появившись в
горнице в розовом атласном платье, в омских обутках на высоких каблуках и в
Омске же купленных тонких нитяных чулках.
- Детушки, сношеньки, держите меня! - начал представление Двоеданов. -
Не дайте умереть в одночасье! Ангел сошел с небес. Да кто тебя догадал, моя
доченька, на грешной земле родиться! Ну, подойди ко мне, полунощная
звездочка... Слепнуть - так уж слепнуть!
Я самым внимательным образом следил за хитрым стариком. И он, заметив
это, сообщил мне:
- Власть-то наша как подымать женское сословие начала! На высокие
подборы поставила. Совсем другой вид.
Старик не ошибался, высокие каблуки изменили походку и фигуру Насти.
Она теперь не шагала по полу, а плыла по нему.
Поздоровавшись со всеми, Настя оставила Трофима напоследок. А тот,
желая произвести наилучшее впечатление, тряхнул мелкозавитым, как шерсть на
воротнике отцовского тулупа, чубом, распахнул серый "спинджак", показал
канареечный узор вышивок на малиновой рубахе и щегольски поднес на своей
огромной ладони колечко с желтым камешком и сказал:
- Для первого случая. Чистый янтарь!
Настя лукаво улыбалась, посмотрела на меня и, притворно сокрушаясь,
сказала:
- Наверно, никак не меньше мешка стоит?
- Это уж как полагается... Лишь бы только на пальчик налезло.
Я уже, кажется, говорил, что у Насти были тонкие, не в пример
сестринским, пальцы. И она, опять лукаво посмотрев на меня, стала
неторопливо примерять кольцо на каждый палец своей левой руки, начиная с
мизинца, будто показывая, как могут быть красивы девичьи руки. И когда она
надела кольцо на последний, большой, палец руки, показав всем, что оно явно
велико, сказала:
- Ах ты, жалость-то какая! Не по руке колечко. - И, отдавая его
Трофиму обратно, добавила: - Не судьба, значит, мне его носить...
Тут вмешался старик Двоеданов:
- А я что говорил тебе, сын? Это колечко Настеньке вместо пояса можно
носить, - явно намекал он на тонкую талию Насти, схваченную белым кушаком.
- Ну, да оплошка невелика. Были бы пальчики, найдутся и кольчики...
Не только я один наблюдал за стариком Двоедановым и Настей. За ними
зорко следили еще два глаза. Это были зеленые, почти изумрудные, глаза
Феклуши. Она впервые видела и возненавидела Настю с первого взгляда. В
глазах Феклуши стояли испуг и зависть.
Феклуша по-своему тоже была очень хороша. Отец и мать не обидели ее,
как говорится, ни лицом, ни статностью, ни звонким голосом, ни русым
волосом. Но здесь она выглядела второй. Второй. Это понимали все и,
конечно, она. Понимал это и Яшка Боровок. По своей простоте и глупости
Боровок ляпнул про Настю такое, что даже закашлялся Двоеданов. Он сказал:
- Папаня такую-то сношку, пожалуй, больше моей Феклушки полюбит.
Хорошо ей у нас будет.
Старик, прокашлявшись, тем самым выгадав время, сказал:
- Меньшую всегда больше жалуют и лучше балуют...
Сказав так, Двоеданов далее уже не давал никому вымолвить слова, боясь
"святой простоты" недалекого сына.