"Евгений Андреевич Пермяк. Бабушкины кружева (сборник) " - читать интересную книгу автора

малосемейная родня пристает: "Пущай ужо скатают заодно и нам. Не звать же к
себе из-за трех-то пар".
Вот и живут пимокаты месяц в облюбованном доме, чтобы баню не студить,
чтобы заново не прилаживаться. Пимокаты - гости долгие и желанные. Особенно
у Мокшаровых. К чему было немало еще и других причин.
Старуха Степанида Кузьминична Мокшарова ждала пимокатов еще по первому
снегу, а они припожаловали среди зимы, следом за шубниками, когда, как
говорится, еще овчинные лоскутки с пола не подмели.
Один из них был худой, испитой старик. Звали его Федор, по фамилии
Чугуев. Другой - цветущий застенчивый парень с синими глазами,
светловолосый, лет двадцати. Звали его Шоша. Каким было его настоящее имя,
я так и не удосужился спросить. Пришли они как старые знакомые. Обмели в
сенцах голичком снег со своих валенок, поставили в сторонку "струмент", а
потом вошли.
- Опять, видно, морозам быть. Выяснивает. Три кольца вокруг месяца, -
сказал старик, как будто он был здесь не два года тому назад, а всего лишь
отлучался на несколько часов.
- Милости просим, - поздоровалась с ними Мокшариха. - Много ли
песен-басен из Расеи понавезли? Разоболокайтесь! - указала она на
деревянные спицы - вешалки, а затем крикнула в большую горницу: - Настя,
гоноши самовар! Веселый шерстобит приехал. Совсем уж на мужика смахивать
начинает...
Выбежала младшая дочь Мокшарихи. Выбежала и зарделась.
- Шошка! Ишь ты какой! Встреть бы тебя на базаре, так бы и не
признала. Здорово живем, шерстобит...
Настя протянула Шоше свою тонкую, не как у старших сестер, руку, потом
поздоровалась со стариком.
- Все еще тошшой?
- В бане, касатка, работаю. В пару. Пар хоть костей не ломит, да и
мяса не копит. Да и ты, девка, погляжу я, не круглая. Видно, мать худо
кормит. Кто только тебя, такую мощу, замуж возьмет?
Эти добродушно и шутливо сказанные слова не очень понравились
Степаниде. Настя для Мокшарихи была ее второй юностью, зацветшей куда
лучше, чем первая. И эту свою вторую и последнюю в ее жизни юность она
оберегала как самое дорогое, что у нее осталось.
- Тоща моя моща, а от сватов отбою нет, - сказала она как бы между
прочим.
На этом и кончился обмен приветствиями. Настя убежала в "белую кухню",
прирубленную к дому, а Мокшариха стала готовиться к приему гостей.
"Расейские" мастера обычно гостями не считались. Но Федор Чугуев бывал
у Мокшаровых издавна. Знавал он Мокшариху и в "ягодную пору" ее жизни. И та
будто бы звала по-вдовьему положению Федора Чугуева в свой дом. А он не
захотел променять горемычную долю хозяина утлой избушки в Калужской
губернии на полную чашу не им нажитого мокшаровского дома.
Пока старый Федор приводил в порядок свою серенькую бороденку, пока
расчесывал свои редкие сивые волосы, старуха открыла сундук и тут же, как
это было принято и в других семьях, стала переодеваться в положенное для
приема гостей.
Она скинула расхожую сборчатую ситцевую юбку, оставшись в рыжей
суконной домотканой юбке с тремя белыми каймами по подолу, затем сняла