"Леонид Переверзев. Дюк Эллингтон: Hot & Sweet" - читать интересную книгу автора

постоянный паркеровский партнер, техникой обладал несравненно более
виртуозной. Не тянуло ли Паркера к лирике, которой бопперы объявили
беспощадную войну?
Вот еще гипотеза, использующая метафоры отчасти био-, отчасти
мифологические (что в конечном счете одно и то же). Джаз есть метис,
полукровка, и две линии его наследственности - условно обозначаемые нами как
hot & sweet - пребывают отнюдь не в благостном синтезе и гармонии: гораздо
чаще они драматически конфликтуют и отношения между ними остро амбивалентны.
Известно, что в организме человеческой особи есть черты и даже рудиментарные
органы противоположного пола (по Платону - следы до-временного рассечения
надвое исходно первоединого Антропоса): нет ли такого же рефлексивного,
зеркального диморфизма на генетическом уровне и в самом джазе? В его
хромосомах, сперматозоидах, яйцеклетках, гаметах, зиготах и прочем? Не несет
ли hot внутри себя тайную тоску по sweet и обратно?
Леша, ты подсказываешь - Ин и Янь? Да, они названы тобой вполне кстати.
Тем более, что канонически их совокупность изображается так: в темном поле
Ин есть маленький светлый глазок, потенциальный, или эмбриональный Янь, а в
светлом, актуальном Яне - темная микро-Ин, а каждый из глазков, в свою
очередь, аналогично несет в себе образ противоположного и так до
бесконечности. Но коли уж упомянуты Ин и Янь, не могу удержаться от еще
одного побочного замечания.
В китайской философии мироздание зиждется не только двумя противоположными
началами - мужским и женским. Предоставленные самим себе, они либо вечно
продолжают бесплодно-бессмысленную борьбу, либо полностью разрушают и
аннигилируют, невосстановимо уничтожают друг друга. Иначе говоря, схватка
двоих в космическом одиночестве не дает ничего продуктивного. Непременно
необходимо участие некоего третьего звена, которое служит медиатором,
посредником между антагонистами, энергию столкновения направляет к
творческой цели, выступает носителем и воплощением совместно произведенной
ими ценности. Это третье звено символизирует обычно фигура мудрого старца
или новорожденного младенца. Вспомните полифоническое трио нью-орлеанского
джаза: мужественно-ведущую партию трубы, женственное облигато кларнета и то
подбадривающие, то увещевающие, то саркастические, то рыдающие реплики
тромбона.
Меня, правда, впервые натолкнули на подобное сравнение рассуждения
Гурджиева (записанные Успенским) о третьем звене, разрешающем космический
дуализм женского и мужского, без ссылок на Китай. Но однажды в конце
шестидесятых я делал доклад "Джаз и кинематограф" на семинаре в
музее-квартире Эйзенштейна (незадолго до того созданного подвигом Наума
Клеймана и Леонида Козлова), где демонстрировал аналогичные отношения,
воспроизводя интерплей Армстронга, Банни Бигарда и Трамми Янга в "The Saint
Louis Blues". Едва лишь я обозначил этот сюжет, как Вячеслав Всеволодович
Иванов заметил, что это в точности совпадает с китайской мифологемой: в
подтверждении он снял с полки "La Pensee Chinoise" (забыл имя автора) со
множеством эйзенштейновских закладок и пометок, сразу же открыл книгу на
нужной странице и прочел вслух соответствующее место.
Как бы то ни было, но помимо нью-орлеанской полифонии схожие черты можно
отыскать как в интонационно-тембральной, так и в структурной организации
эллингтоновских пьес. Дюк, правда, исповедовал не китайскую, а совсем иную
веру, но она-то как раз совершенно определенно учит о том, что любой диалог