"Артуро Перес-Реверте. День гнева " - читать интересную книгу автора

испанская церковь в эти смутные дни. Если просвещенные люди благородного
происхождения, будь то сторонники французов или их противники, сходятся в
неприязни к уличным беспорядкам и презрении к черни, то церковь умудряется
искусно балансировать на тонкой грани, сочетая страх перед заразой
французского вольнодумства со своим извечным умением - в эти дни, надо
сказать, всерьез проверяется, чего оно, умение это, стоит - всегда держаться
сильной власти, какова бы та ни была. За последние несколько недель епископы
принялись чаще обычного призывать к спокойствию и повиновению, поскольку
стихия безначалия пугает их гораздо сильней, нежели нашествие французов. За
исключением совсем уж непримиримых патриотов или оголтелых фанатиков,
которым под каждым императорским орлом мерещится лик сатаны, иерархи
испанской церкви, как и большая часть духовенства, согласны окропить святой
водой любого и всякого, кто уважает неприкосновенность церковного имущества,
чтит святую веру и обеспечивает общественный порядок. Самые чуткие епископы
уже открыто перешли к новым хозяевам, оправдывая свою переменчивость
головоломной богословской казуистикой. Лишь потом, по прошествии времени,
когда ураганом крови, зверства и выношенной, застарелой мести обрушится на
страну всеобщее восстание, епископат объявит себя сторонником мятежников, а
приходские священники начнут с амвона призывать к борьбе с французами, так
что поэт Бернардо Лопес Гарсия,* несколько упрощая ситуацию в глазах
потомства, сможет написать:
______________
* Бернардо Лопес Гарсия (1838-1870) - испанский поэт, прославившийся
одой "2 мая".


Война! - се грянул трубный глас
Исполненного гневом клира.
Война! - откликнулась тотчас
В святом негодованье лира.

Как бы то ни было, пока не пришел черед еще не родившимся строфам и
патриотическим мифам, ничто не томит сомнениями душу молодого священника
дона Игнасьо. Особенно в такое славное, свежее утро. Он знает только, что у
него вскипает кровь от одного прикосновения к лежащей в правом кармане
сутаны измятой книжонке - мерзости, сочиненной французами или их
приспешниками, что, в сущности, безразлично, - и еще знает, что левый карман
ему оттягивает наваха, и как ни старайся выбросить из головы слово
"насилие", оно упрямо занимает все его помыслы И священник, ощущая особого
рода душевный подъем, что, пожалуй, сродни греху гордыни - потом, когда все
кончится, надо будет признаться в нем на исповеди, думает он, - повинуясь
совершенно неизведанному доселе, жгуче-отрадному чувству, вскидывает голову,
выпрямляется, выступает вперед своих прихожан, меж тем как люди вокруг
смотрят на них и перешептываются: "Гляди, гляди - этих падре ведет!" Как бы
то ни было, завершает он свои размышления, если дело сегодня плохо кончится,
никто не вправе будет упрекнуть нас, что мы-де отсиделись по кельям да за
алтарями.

* * *